Райс тоже встала, не тушуясь перед Путиным. На каблуках она была значительно выше его. Госсекретарь еще раз перечислила негативные последствия возможного конфликта с Грузией для американо-российских отношений. Необходимость смотреть на даму снизу вверх вряд ли улучшила настроение Путина.
– Саакашвили – всего лишь марионетка Соединенных Штатов, – сказал он. – Прекратите дергать за ниточки, пока не случилось беды.
Указав на дверь, ведущую в столовую, он добавил:
– Хочу сказать вам то, чего еще не знает никто из сидящих там. Если Грузия устроит кровопролитие в Осетии, я буду вынужден признать независимость Южной Осетии и Абхазии и ответить силой.
Обстановка постепенно разряжалась, Путин и Райс снова сели. Путин все еще был раздражен, но спокойно закончил:
– Мы могли бы говорить об этом целую вечность, но я хочу, чтобы вы поняли одно: если Саакашвили что-то затеет, мы быстро это прекратим[90]
.Сделав это заявление, Путин извинился, сказав, что должен пожелать спокойной ночи именинникам и гостям. Он передал эстафету Сергею Иванову, который постарался еще раз донести до нас всю важность сигнала Путина относительно Грузии. Впрочем, в этом не было необходимости. Воинственность Путина и так произвела впечатление. Это была не та Россия, которую я покинул 10 лет назад, – лежащая на обеих лопатках, переживающая стратегический упадок. Поднявшись на волне рекордно высоких цен на нефть, 15 лет лелея свои обиды и убеждение, что Соединенные Штаты использовали момент исторической слабости России в своих интересах и теперь упорно стремятся не дать ей подняться, Путин был полон решимости показать, что снова сделал Россию великой державой и нам придется с этим смириться.
Служба на посту посла США в Москве была работой моей мечты. Россия – сложная страна, особенно для американских дипломатов, но наши отношения с ней были важны, как почти ни с каким другим государством. Россия еще не преодолела постсоветский кризис самоидентификации и была далеко не таким мощным игроком на мировой арене, как Советский Союз, но она оставалась державой, с которой нельзя было не считаться. Ее ядерный потенциал был огромен. Запасы углеводородов обеспечивали ей важную роль в мировой экономике, громадная территория и великая история – возможности влияния на многие международные проблемы, а мастерство российских дипломатов и статус постоянного члена Совета Безопасности ООН – авторитет в международном сообществе.
Я жил в России в сложный переходный период после распада СССР и был потрясен грандиозным полотном российской истории, на котором русские теперь пытались рисовать свое будущее. Им было присуще то же чувство собственной исключительности, что и американцам, и они хотели создать уникальную политическую и экономическую систему, гарантирующую свободу личности и экономические возможности, которых были лишены при коммунизме, и обеспечить своей стране достойное место среди немногих великих держав. Я любил русских, восхищался их культурой и наслаждался языком. Кроме того, я был бесконечно очарован сложной и удивительной историей американо-российских дипломатических отношений.
Стать достойным продолжателем дела Кеннана, Болена и других выдающихся, работавших здесь позднее послов – была нелегкая, даже пугающая задача. И я едва не лишился этой возможности. В конце срока моей службы на посту заместителя госсекретаря по делам Ближнего Востока Колин Пауэлл спросил, чтó я собираюсь делать дальше. Я ответил, что хотел бы вернуться в Москву, и он обещал сделать все от него зависящее, чтобы помочь мне. Вместе с Ричем Армитиджем они рекомендовали меня Белому дому в качестве карьерного дипломата, кандидата от дипломатической службы Госдепартамента. Бывало, в Москву назначали и непрофессионалов, но это было скорее исключение, чем правило, и, похоже, осенью 2004 г. и зимой 2005 г., в начале второго президентского срока Джорджа Буша – младшего, у меня не было таких соперников. Тем не менее я ждал решения несколько месяцев и уже начал сомневаться, что оно будет положительным, учитывая все мои разногласия с администрацией в период подготовки к войне в Ираке.
В январе, вскоре после того, как Кондолиза Райс сменила Пауэлла на посту госсекретаря, она предложила мне другую возможность – занять пост посла США в Израиле, мотивируя свое решение намерением вплотную заняться арабо-израильским мирным процессом, сделав это направление приоритетным в период своей работы в администрации. Я был польщен, но после четырех долгих лет работы в Ближневосточном бюро слишком устал от проблем региона, и был не в восторге от перспективы снова разбираться со множеством слишком хорошо знакомых мне политических разногласий и личностей. Я решил бороться за Москву, и Райс согласилась поддержать рекомендацию Пауэлла. В конечном итоге весной 2005 г. Белый дом одобрил мое назначение. В июле я был утвержден Сенатом, и в начале августа мы с Л