Последней из трех самых острых проблем была без конца обсуждаемая проблема ПРО. У русских вызывало беспокойство техническое превосходство США в этой области, сохраняющееся еще со времен СССР. Они всегда опасались, что наши достижения в создании системы ПРО, безотносительно формулируемых целей ее использования, ставят Москву в крайне невыгодное стратегическое положение. Путин проглотил выход США из Договора об ограничении систем ПРО на первом этапе работы администрации Буша, но глубоко возмущался этим шагом, который, по его мнению, был еще одним примером стремления США усилить свое влияние за счет России. В 2007 г. Соединенные Штаты начали развертывание систем ПРО на Аляске и в Калифорнии для защиты от растущей угрозы со стороны КНДР. Еще большее раздражение у Путина вызывали планы размещения новых радиолокационных станций и противоракетных установок в Чехии и Польше для защиты от потенциальной ракетной угрозы со стороны Ирана. Путин не считал эту угрозу реальной, а если и считал, то его эксперты утверждали (и не без оснований), что с технической точки зрения было бы более целесообразно развертывать новые установки в юго-восточной части средиземноморского региона или в Италии и что действенным элементом системы ПРО могла бы стать американская корабельная многофункциональная интегрированная боевая информационно-управляющая система «Иджис» (Aegis). Никакие, даже самые обоснованные, аргументы не убеждали Путина и российских военных в том, что в силу технических ограничений размещаемые в Чехии и Польше установки в принципе не способны поражать условные российские цели, не поколебали органически присущей им подозрительности. В долгосрочной перспективе Москву беспокоили не столько конкретные технологии, которые могли быть применены в новых странах – членах НАТО в Центральной Европе, сколько тот факт, что в будущем эти технологии могли использоваться США для создания глобальной системы ПРО. В основе их возражений лежал и исторический опыт. Многие российские чиновники, особенно сторонники жесткого курса из числа представителей разведслужб и органов безопасности в окружении Путина, даже строительство Диснейленда в Польше готовы были считать страшной угрозой.
В предшествующие два с половиной года я приложил немало усилий, чтобы сигнализировать в Вашингтон о назревающих проблемах в американо-российских отношениях и о том, чтó можно было сделать, чтобы их избежать. Я понимал, что испытываю терпение некоторых представителей Вашингтона, которых раздражали мои сигналы, поскольку они были полностью поглощены решением уже возникших проблем, но решил побеспокоить госсекретаря Райс и Белый дом еще раз, изложив все свои соображения и рекомендации в одном послании.
В один из типичных хмурых и тоскливых зимних дней в начале февраля 2008 г., когда за окном моего кабинета на фоне серого московского неба медленно кружились снежинки, я сел за стол и написал госсекретарю Райс длинное электронное письмо, которым она позже поделилась со Стивом Хэдли и Бобом Гейтсом. Хотя официальные дипломатические телеграммы еще были в ходу, секретные послания по электронной почте доходили до адресата быстрее и попадали ему лично в руки, не привлекая ничьего внимания. В данном случае, учитывая серьезность и количество проблем, которые я хотел донести до Вашингтона, этот вид связи был более подходящим.
«Следующие несколько месяцев будут иметь решающее значение для наших отношений, – писал я. – Три направления нашей политики чреваты катастрофическими последствиями. Это проблема Косова, «План действий по подготовке к членству в НАТО» для Украины и Грузии и развертывание систем ПРО. Нам предстоит решить серьезную проблему с Ираном, что… будет чрезвычайно трудно без участия русских. У нас есть возможность добиться некоторых устойчивых успехов в сотрудничестве в области ядерного разоружения… а также установления более прочных связей с новым российским руководством после ожидаемой победы Медведева на президентских выборах и помощи русским в этом году в области завершения процесса вступления в ВТО. Это главное, чтó реально можно сделать для содействия в долгосрочной перспективе политической и экономической модернизации такой самолюбивой, неподатливой и сложной страны, как Россия». Далее я попытался четко сформулировать возможные конкретные шаги в этом направлении: