Тема Ирака и Саддама мелькала во всех этих беседах, но не была главным предметом обсуждений. Не считали ее приоритетной и в Вашингтоне. Хотя вице-президент и Пентагон потихоньку продвигали более жесткий подход к политике в отношении Саддама и призывали активизировать поддержку бежавшей из страны иракской оппозиции, проблема не рассматривалась как первоочередная. Текущая задача состояла в том, чтобы укрепить режим санкций и усилить сдерживание Саддама. Пауэлл руководил обновленным проектом введения умных санкций, предполагающим отказ от большинства неэффективных или даже контрпродуктивных мер, ухудшающих условия жизни иракского гражданского населения, а также введение узконаправленных мер контроля над вооружениями, в том числе запрета на использование военных технологий, а также технологий двойного назначения. Действующая администрация, как и предыдущая, была не против смены режима в Багдаде в долгосрочной перспективе, но так же, как и ее предшественница, опасалась, что процесс решения этой задачи угрожает возможной потерей контроля над ситуацией. На закрытом брифинге, организованном для нескольких ключевых сенаторов после возвращения из турне в июле 2001 г., я вновь повторил, что Ираку и региону, несомненно, будет лучше без Саддама, но смена режима не должна навязываться извне. Я и понятия не имел, что настроения в администрации вскоре изменятся.
Тем утром во вторник 11 сентября 2001 г. я сидел за столом у себя в кабинете в Госдепартаменте и читал ежедневные краткие сводки разведки, как вдруг на экране телевизора замелькали первые сообщения об атаке на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. Потом я с ужасом увидел, как самолет врезается во вторую башню, и постепенно начал осознавать масштабы катастрофы. Поступали сообщения о готовящихся новых терактах, и началась эвакуации служащих Госдепартамента. Тысячи сотрудников организованно покидали здание. У многих в глазах стояли слезы. Я быстро прорвался сквозь толпу, нашел Л
В это время еще один угнанный самолет врезался в здание Пентагона. Из окна моего кабинета на шестом этаже Госдепартамента были видны клубы дыма над Потомаком. Это напомнило о необходимости обеспечить безопасность сотрудников Ближневосточного бюро, работающих за границей. Под руководством Джима Ларокко сотрудники Бюро с присущей им добросовестностью и профессионализмом начали обзванивать все наши зарубежные представительства. На седьмом этаже Рич Армитидж постоянно был на связи с Белым домом и с секретарем Пауэллом, который в это время находился в Перу, на сессии Генеральной Ассамблеи Организации американских государств. Узнав об атаке, Пауэлл немедленно вылетел в Вашингтон, но ему предстояло провести в воздухе восемь часов, так что он должен был прибыть только к вечеру.
В тот день, сидя в опустевшем здании, я пытался собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Было уже ясно, что ответственность за нападение лежит на «Аль-Каиде». Первым шагом, очевидно, должен был стать немедленный ответный удар по этой организации и покровителям «Талибана» в Афганистане. Только что погибли 3000 человек – невинные жертвы крупнейшей атаки на территории США со времен Перл-Харбора. Террористам следовало дать решительный отпор. Но важно было также понять, какие возможности открываются в связи с кризисом. За первые несколько часов после нападения большинство представителей международного сообщества выразили нам сочувствие и предложили поддержку. Одним из первых президенту США позвонил Владимир Путин, предложив российскую помощь. Быстро связались с ним и руководители Ирана, которые поспешили осудить теракт. Был ли у нас шанс использовать общее чувство отвращения к террористам и мобилизовать региональное и международное сообщество для ответных действий? Могли ли США в момент страшной трагедии использовать в своих интересах почти беспрецедентную, глобальную поддержку и снова захватить инициативу на Ближнем Востоке? Могли ли мы не только выработать стратегию, нацеленную на жесткий отпор террористам и всем укрывающим их на своей территории государствам, но и предложить положительную повестку дня, которая в конечном счете не дала бы растерянности и гневу сломить нас, чего так добивались экстремисты?
Наши компьютерные системы почти весь день не работали, поэтому мне пришлось сесть за стол и написать записку госсекретарю от руки. Я очень спешил, но старался писать как можно более разборчиво. Текст занял четыре страницы желтой бумаги формата А5.