Выставка продержалась до будущего года. Война пожирала массу металла, металлургические заводы империи уже не справлялись с военными заказами. Развернулись кампании по сбору металлолома, подчищались подвалы и дворы, шли на переплавку старинные медные котелки и кофейники, снимались даже бронзовые дверные ручки. И тогда рейхсминистр пропаганды, скрепя сердце, согласился отправить на переплавку и русские трофеи.
Помимо этой выставки Юстин работал над захваченными документами, составлял отчеты и справки, которые уходили неизвестно куда. Располагая опытом пребывания в России, он набрасывал примерный ход замыслов главного командования и правительства Советского Союза с его многочисленными наркоматами, оценивал возможности мобилизации новых возрастов, писал о настроении населения в тылу, напряженности путей сообщения, движении боеприпасов и материальных ценностей к фронтам.
Его поражала, к примеру, жестокость советских властей к людям, занятым изготовлением боевого снаряжения. К ним применялись обязательное сверхурочное время до 3-х часов в смену, работа в воскресные дни и суровые наказания за минутные опоздания. А поскольку почти все предприятия руководствовались лозунгом «Все для фронта – все для победы», то этот порядок распространялся на весь советский народ. Немецкий рабочий не выдержал бы такого бешеного темпа. И еще. Германия тоже испытывала нужду в сырье, ей приходилось искать заменители. Однако даже многоопытные немецкие химики и медики не решались предлагать своей армии такие компоненты, как целлюлозу вместо гигроскопической ваты, мыло из белой глины без жиров или химические стельки и носки из бумаги от обморожения.
И все же русские – женщины, старики, подростки – не только работали на износ, получая, по существу, нищенское жалованье и иллюзорный продовольственный паек, но и отдавали свой скудный заработок на оборону, собирали посылки бойцам, строили на свои сбережения самолеты и танки, формировали добровольческие полки.
Суммируя разрозненные данные, Юстин с ужасом убеждался, что Россия с таким народом рано или поздно победит. Но он ни с кем не мог поделиться своим печальным открытием, даже с Линдой, которая родила сына и до лучших времен пожелала остаться в Бишофсгейме – маленьком, кажущемся теперь райском уголке альпийской Германии.
Глава шестая
Испытания
«Герои наши! Если не смогу послать вам свою кровь, то шлю хотя бы эти маленькие подарки. Пусть они расскажут вам, что мы здесь, в Америке, с вами и сделаем все возможное, чтобы помочь вам. Вы ведете справедливую войну. Вы спасаете всех людей от злодея Гитлера. Никогда и никто не воевал так, как воюете вы в этот критический для мира момент. Победа будет за вами!»
1
Генерал Воробьев даже немного обиделся на подчеркнуто суховатый тон старого сослуживца. Обменялись малозначительными приветствиями. Профессор Ростовский сразу же развернул чертежи танкового трала и начал давать пояснения.
– Постойте! – перебил Михаил Петрович. – Я ведь слышал об этом. Делал Клевцов?
– Он.
– Отзывы-то отрицательные.
– Как всегда, когда налицо изобретение из ряда вон выходящее.
– Ну, уж… – недоверчиво хмыкнул Воробьев.
– Более того, невиданное ни в одной армии.
– До трала ли сейчас?… – вздохнул Михаил Петрович. – Немцы считают поражение под Москвой случайностью. Они собираются летом нанести новый удар. Генштаб думает, что на юге. Но Сталин считает – опять по Москве. Не прошла даром прошлогодняя осенняя паника.
– Не вечно же они будут наступать! «Блицкриг» провалился. Война принимает затяжной характер. Немцы быстро перестраиваются, надо отдать им должное. В ранце солдата банку тушенки заменила банка с субпродуктами, а вместо галет в целлофане появились черные сухари в бумажном мешочке… Но это к слову. Главное, возросшие потери вынудили немецкое командование прибегнуть к сокращению полков в дивизиях – вместо трех стало два.
– Это мне известно, Георгий Иосифович, – вежливо произнес Воробьев, не понимая, к чему клонит Ростовский.