В первый попавшийся магазин мы заглянули еще в день выписки из больницы, потому что у меня не было ничего, кроме того, что было на мне надето. Купили одежды, важных мелочей… куда бы оно подевалось? Я на всякий случай заглянула в распахнутые дверцы.
— Вот, смотри — два платья, две блузки, юбка, брюки сви-и-и-те-ер… — договаривала я уже на бегу, болтаясь за Лагранжем, который тащил меня в свой номер.
Там он распахнул уже свой гардероб — и из его недр хлынула лавина одежды.
Бедная горничная…
Даниэль слегка смутился:
— Только сегодня из особняка перевез. Но всё равно! Лали, кто из нас девочка?!
— Да вот я уже не знаю, — буркнула я себе под нос.
...но позволила увлечь себя из номера, по лестнице вниз, через холл, из отеля…
Словом, за покупками.
Наверное, он прав? В конце концов, все мои вещи куплены были на скорую руку и впопыхах…
Эта успокоительная мысль действовала на меня ровно до того момента, пока я не поняла, что этот… этот… этот Лагранж! Притащил меня в магазин дамского белья, показав широким жестом: выбирай, дорогая!
А сам уселся в кресло у кофейного столика, уютно приткнувшегося в угл:
— А я вот тут посижу, посмотрю...
— Что-о-о?!
— Просто посижу! — благоразумно внес поправки Даниэль. — Но если тебе вдруг понадобится совет…
Конечно, за нормальной одеждой мы тоже поехали. Но и в том магазине я задержалась...
Эти воспоминания оказались настолько хороши, что улыбка едва не полезла из меня прямо на заседании.
Когда это закочнится, и меня признают взрослой самостоятельной дамой (надеюсь!), я пойду в кафе рядом со зданием суда, куплю себе тройную порцию мороженого, буду есть, сидя на перилах веранды и болтать ногой.
А пока — держись, Лали. Тебе есть, за что.
И я держалась за это ощущение.
И когда из мистера Кроуча перестали пытаться вытряхнуть признание моей недееспособности.
И когда адвокаты, мой и отчима, терзали оставшихся немногочисленных свидетелей.
И когда секретарь суда объявила колкую, льдистую формулу “Суд удаляется на совещание”, отозвавшуюся у меня под ложечкой тянущим чувством.
И даже когда после почти часового перерыва секретарь объявила “Всем встать, суд идет” — я все еще держалась. За всё, то хорошее, что было у меня в новой жизни.
И еще за руку Даниэля.
— Приняв во внимания все материалы дела, в деле “Хэмптон против Стивенс”, суд постановил: лишить Элению Стивенс родительских прав, а также права опеки в отношении несовершеннолетней Элалии Хэмтон. Признать Элалию Хэмптон полностью дееспособной, со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Элении Стивенс вменяется компенсировать означенной Элалии Хэмптон все расходы, понесенные на ее содержание в исправительном заведении закрытого типа “Зеленые Горы”, а также взыскать с Элении Стивенс в пользу Элалии Хэмптон компенсацию вреда здоровью и морального ущерба в размере...
Присутствующие в зале суда уважительно выдохнули: в качестве компенсации я потребовала ту сумму, что досталась маме в наследство от отца. Я и не рассчитывала получить ее целиком, это был просто способ дать маме понять то, что мне не хватило смелости сказать ей в лицо: ты недостойна папиного наследства.
Едва дождавшись окончания вердикта, отчим, окруженный адвокатами и прочей камарильей, повел маму из зала суда, заботливо придерживая ее за талию.
Мы — я, Даниэль и мистер Локвуд — тоже неторопливо двинулись следом.
— Мисс Хэмптон? — позвал меня адвокат. — Вы не передумали?
Я без слов отрицательно покачала головой.
— Хорошо, — мистер Локвуд кивнул и прибавил шаг, догоняя группу впереди.
— Мистер Стивенс, вы не могли бы уделить нам еще несколько минут вашего времени?
Отчим, остановившись, легонько подтолкнул маму вперед. Адвокаты разделились: один остался с ним, а второй деликатно подхватил миссис Стивенс под локоток и повел в направлении выхода.
— Слушаю вас.
Слова упали тяжелым камнем, да и взгляд, которым Людвиг Стивенс смерил моего адвоката, был не легче.
Я сбавила шаг, желая увидеть эту сцену целиком, от первого до последнего мига.
— Дело в том, что у моей клиентки есть к вам еще одно дело. Значительная часть ее наследства была вложена в ваши предприятия три года назад. И теперь, мисс Хэмптон хотела бы вернуть эти деньги.
— Естественно, - в голосе Людвига Стивенса плеснулось усталое раздражение. - В течение недели акции предприятий на сумму вложенных средств будут переписаны на имя мисс Хэмптон.
— Хотелось бы напомнить, что в момент вложения наследство выражалось в денежном эквиваленте...
— Хорошо, в течение трех лет она получит свой денежный эквивалент!
— Нет, мистер Стивенс. Нашу сторону не устраивает срок в три года. Моя клиентка хотела бы получить всю сумму разом.
На скулах отчима перекатились желваки, а я наконец-то испытала то самое предвкушение удовольствия и вершащейся справедливости, которое искала в себе в начале заседания.