Читаем Невидимки полностью

Невидимки

Но есть у этого и свой минус: на обратном пути я сгибаюсь под тяжестью двух полных канистр с водой. Я отношу их к трейлерам и оставляю там вместе с большой запиской, которая гласит, что это святая вода и использовать ее для мытья нельзя (восклицательный знак!). Снизу я пририсовываю небольшую Деву Марию с нимбом, для надежности, хотя в нашей семье все, за исключением Кристо, умеют читать, хотя бы немного. Как любит говорить ба, лишняя предосторожность никогда не помешает. Не помешает, нет!

Я возвращаюсь к гроту и обнаруживаю, что ба уже ждет на скамеечке у реки. Никого из наших не видно. Ба беспокоится за деда Тене, но я так проголодался, что сил беспокоиться у меня нет, и мы отправляемся на поиски обеда. В конце концов нам удается отыскать одно место, почти в черте города, где можно получить обед за prix fixe[15] (это даже ба понимает без перевода) в пятнадцать франков. Это дешево. Еда оказывается очень вкусной — омлет и горка нарезанной тонкими ломтиками хрустящей жареной картошки, которую здесь подают с майонезом. Это непривычно, но аппетитно. Бабушка, к моему удивлению, ест, а при обычных обстоятельствах она бы даже не притронулась к еде, приготовленной горджио. Она в таком хорошем настроении, что я высказываю идею о переселении во Францию. Ба улыбается усталой улыбкой, как всегда, когда я несу какую-нибудь забавную чепуху. По-моему, она не догадывается, что я вполне серьезен.

Потом, вечером, после того как объявляется дед Тене, — он обнаружил какой-то бар и разговорился там с французским цыганом, — а Иво с Кристо возвращаются из купальни, мы снова идем к гроту. В темноте он выглядит намного красивее: зажжены все свечи в большой штуке, похожей на люстру, и статую Марии озаряет мягкий свет, так что она больше не кажется пластмассовой, а становится почти похожей на живого человека — или на видение вроде того, что много лет назад явилось Бернадетте. Повсюду вокруг — по всему городу, на крутых лесистых холмах — горят огни, а на самом высоком, почти в поднебесье, светится огромный крест. Ночь безветренная и теплая. На деревьях стрекочут насекомые, в темном небе мерцают миллионы звезд — их намного больше, и они намного ярче, чем дома.

Священник ведет какую-то службу. У него изумительный голос, которым он скорее выпевает слова, чем произносит их. Ба поминутно дергает меня дурацкими вопросами о том, что он говорит, но я не понимаю. Я разбираю одно слово из десяти, но это мне нравится; мои мысли уносятся куда-то вдаль, освобожденные от своих привычных скучных рамок. Я смотрю на подсвеченный крест и на звезды, на статую и на свечи. Люди вокруг вполголоса подхватывают слова священника. Где-то начинает играть музыка — негромкая, несущая в себе утешение, и вступает женский голос. Мне так хочется, чтобы чудо произошло, что я не осмеливаюсь больше смотреть на Кристо. Мне хочется плакать. Ба обнимает меня за плечи. Она тоже плачет.

И в этот миг я по-настоящему верю. Я верю во все это.

Однако же нам приходится уйти из грота, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. Ба толкает в гору кресло деда Тене, а Иво несет Кристо — малыш уснул у него на руках. Наверное, очень устал после всех этих святых дел. Иво протягивает мне сигарету. Он сейчас кажется намного спокойнее.

— Ну, как все прошло в купальне? Хорошо? — спрашиваю я.

Не представляю себе, что там должно было произойти.

— Да, все было хорошо.

— Здорово, что так тепло. Уверен, с Кристо все будет нормально.

— Угу.

— Все было так же, как когда ты приезжал сюда в прошлый раз?

— Да, почти. Теперь у них больше ассистентов.

Иво устремляет взгляд в кромешную темноту.

— А ты тогда почувствовал, — ну, когда был здесь в прошлый раз, — ты почувствовал, что исцеляешься?

— Тогда — нет. Была вода как вода. Самая обыкновенная. Довольно холодная.

— Так я и думал, — говорю я вслух, хотя в глубине души испытываю облегчение.

Мне всегда не давал покоя вопрос, сразу ли Иво понял, что исцелился.

— Бальтазар хотел, чтобы я вернулся и поговорил со священником о том, что со мной произошло.

— Да? Может, и стоило бы, — отвечаю я.

В глубине души меня гложут сомнения. А вдруг здесь решат, что, раз с тобой случилось чудо, ты теперь их с потрохами? Но по голосу Иво я понимаю, что он не станет ни с кем разговаривать — ни за какие коврижки.

— Чем ты, малыш, занимался весь день?

— Мы ели омлет с жареной картошкой. Было очень вкусно. Ой, а еще ведь… — У меня в голове не укладывается, что я вспомнил об этом только сейчас. — Я набрал четыре галлона святой воды!

Иво улыбается, а потом вдруг начинает смеяться — и это веселый смех, а не злой. Он по-настоящему развеселился. Я сто лет не слышал, чтобы он смеялся.