Невидимое зло

Он решил уехать. Ким предложила поехать с ним, но он отказался, сказав, что от этого ему будет только хуже. Она, судя по всему, обиделась. Кальдер понимал, что Ким предложила помощь из лучших побуждений, но ее общество лишь усугубляло чувство вины. Он позвонил отцу — другого варианта не было. Он объяснил, что причиной случившегося был не несчастный случай, а бомба. Отец сказал, что приедет завтра утром. Встреча с ним обещала стать тяжелым испытанием.

Алекс взял такси и отправился из больницы прямо домой. Дом был оцеплен полицией, а люди в белых комбинезонах судебных экспертов изучали то, что осталось от «мазерати». Только сейчас до Кальдера дошло, как повезло Энн, что ее выбросило из машины. Судя по всему, включая зажигание, она оставила дверцу открытой, на случай если придется позвать брата и что-нибудь уточнить. В любом случае это было настоящим чудом. Пристегнись она сразу и захлопни дверцу, то сгорела бы заживо, если бы не погибла на месте сразу.

Полицейский проводил его по огороженной лентой тропинке в дом, где у него спросили разрешения осмотреть все его вещи. Кальдеру хотелось остаться одному и выпить. Графин был пуст, но в шкафу он нашел бутылку виски «Лафроэйг» пятнадцатилетней выдержки, которую отец подарил ему на последний день рождения. Односолодовый виски такого качества следовало медленно потягивать, наслаждаясь уникальным ароматом, а не опрокидывать залпом. То, что надо. Он коротко кивнул полицейскому, охранявшему место преступления. Тот понимающе ему улыбнулся, и Кальдер вышел на улицу с бутылкой в руке и направился в сторону болот.

Он шел быстро. Хотя был май и светило солнце, ветер, дувший с востока весь день, сохранял прохладу. Кальдер быстро двигался по тропинке в сторону моря, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросали на него прохожие. Он направился на уединенный песчаный участок возле бухты, лежавший в стороне от тропинок. Добравшись до места, он сел, открыл бутылку и сделал несколько больших глотков. Жидкость обожгла ему горло, а через мгновение — пустой желудок. Он снова припал губами к горлышку.

Глядя на бухту и море, он сделал несколько глубоких вдохов. Ему надо было очистить голову от пронзительного крика и вернуть себе способность соображать. Он сосредоточил внимание на одиноком парусе примерно в полумиле, который только что сделал поворот и направлялся в главную бухту Ханхем-Стейт. Ветер стих, кеч[29] с коричневатым парусом очень медленно скользил по воде. На песке перед Кальдером то и дело сновали маленькие птички, выискивая что-то среди ракушек. Их чириканье и щебет не прекращались ни на секунду и заглушались только редким криком большого кроншнепа, которого не было видно. В нескольких футах от воды лежала полоска чистой белой пены. Приглядевшись, он понял, что на самом деле ее образовывали тысячи, если не миллионы, погибших крошечных белых крабов. Неудивительно, что птицы устроили здесь настоящее пиршество.

Энн без ног. Невозможно! Он снова приложился к бутылке и бросил взгляд на мыс, который, по сути, был покрытым травой песчаным островком, который отрезал от берега высокий прилив. Судно теперь двигалось быстрее, но, чтобы попасть в гавань, ему предстояло еще раз сменить курс. Кальдер почувствовал дуновение ветра — бриз снова усилился, и парусник поплыл быстрее.

Энн без ног. Ее лицо, залитое кровью и искаженное болью. Лицо Уильяма, злое и даже ненавидящее.

Еще виски.

Неужели Энн тоже будет его ненавидеть? Неужели никогда не простит? Как справится Уильям с двумя непоседливыми детьми и женой-инвалидом? Ему придется уйти с работы. Хватит ли им денег на жизнь? Устоит ли их брак?

Феба плакала. Робби держался. Еще виски.

Уильям во всем винил его. Умом Кальдер понимал, что его шурин не прав. Энн оказалась в машине вместо него по чистой случайности. Но Уильям говорил не об этом. Он упрекал Кальдера в том, что тот бессмысленно и глупо рискует. Когда этот риск оборачивался для него неприятностями, эти неприятности затрагивали его близких не меньше, чем его самого. А теперь они затронули их напрямую, и из-за того же его безрассудства Энн превратилась в калеку, а этого ему Уильям простить не мог. Кальдеру всегда нравилось рисковать: в детстве он лазал по скалам, бросался первым в кучу малу во время игры в регби, летал на «торнадо» в ВВС, делал миллионные ставки на бирже… и много еще что вытворял. В том числе задавал неприятные вопросы ван Зейлам.

Мог ли он простить себя сам? Он не знал. Еще виски.

Всего несколько дней назад все было так хорошо! Конечно, история с «Яком» была неприятной, но с этим он мог справиться. Тодд сильно пострадал, однако Кальдеру удалось убедить себя, что в этом не было его вины. В сложных ситуациях он умел собираться и вести себя достойно.

Но теперь… Теперь он зашел слишком далеко и неожиданно осознал это.