Невидимые

— Господин Червинский, я прождал вас более трех часов… Для того, чтобы вы… — голос дрогнул.

— Три часа? Ха. Это совсем недолго. Бывает, и с утра до вечера ждут. Скажи, Власенко?

— Еще как, — подтвердил городовой.

— Отчего вы решили, что вы у нас — единственный? Вы обратились к нам только вчера, господин Бирюлев. Или как там вас? — сыщик снова заглянул в потрепанную газету: — Ого, "Приглядчик". Так вот, я расскажу, как обстоят дела. Людей у нас мало. При этом мы, знаете ли, живем в очень беспокойное время. Что ни день — то новые убийства. Настоящие. Жертв режут, душат, им проламывают головы. С ними происходит совсем не то, что с вашим батюшкой. Там же пока лишь ваши домыслы.

— Его убили!

— Не стоит злиться, право. Почему вы, в самом деле, так полагаете? Он мог сам умереть в своей постели. Скажем, от сердца. А потом, допустим, тело нашла прислуга — она и ограбила дом.

Звучало правдоподобно. Более того: столь простое объяснение еще накануне закрадывалось в голову и самому Бирюлеву. Но что-то с ним было не так, в картине чего-то смутно не доставало — и потому никак не удавалось успокоиться мыслью об естественной смерти.

— Отец никогда не маялся сердцем.

— В его возрасте такое могло произойти и внезапно. Впрочем, верно: утверждать что-либо рано. Вскрытие еще не готово. Если оно, конечно, поможет при нынешних обстоятельствах. Пролежал он не меньше недели.

Бирюлев поморщился.

Городовой, отчаявшись дождаться окончания разговора, подошел и шепнул что-то Червинскому на ухо. Тот возмутился:

— И чего вы стоите тут, когда уже давно должны быть там? Бегом! Неизвестно, сколько их туда явится.

— Но как же… Ведь Тимофей Семеныч ничего не сказал. Может, у него свой план, и мы все испортим?

— Он, видимо, забыл. Или же нам не передали. Это сейчас не важно, Власенко. Поспешите!

Когда полицейские вышли, Червинский, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Однако, если спросите мое личное мнение, то я скажу и сейчас, до отчета медиков: вашего отца точно не задушили. Значит, причина не в невидимых, как вы зовете их в своих… ээ… заметках.

— Веревку могли снять. Да и убийцы не обязаны действовать одинаково! — запальчиво воскликнул репортер.

— А вы и впрямь многое знаете о преступниках, господин Бирюлев. Рискну предположить, что куда больше, чем я. Но даже если представить, что они решили забрать веревку с собой, то на шее бы обязательно остались следы. Кроме того, дверь в дом вашего батюшки была открыта, а вещи разбросаны. Еще два несоответствия характеру тех, кому вы это — не понять, почему — приписываете.

— Отец, как и все остальные жертвы, жил один и держал у себя разные старинные вещи. У него украли редкую золотую брошь! А монеты, которые он привез из Египта? Да они цены не имели.

— За такими вещами охотятся не только невидимые.

— Вы нашли его прислугу?

— Еще нет.

— Отчего?

— Я вам уже ответил. Пока мы не знаем, что расследовать — грабеж или убийство. Если вскрытие покажет, что ваш отец, как я и предполагаю, умер сам, то делом займутся городовые.

— Когда? Через месяц? Год?

— Быстрее. Но не немедленно.

— Я хочу видеть вашего начальника.

— Это невозможно: он в отъезде.

— Понятно, — Бирюлев подчеркнуто достал из кармана пиджака блокнот с вложенным карандашом и что-то в него занес.

— Пометки к моей новой статье, — объяснил он. — Люди интересуются: почему убийцы не пойманы? Вот я и расскажу им о ваших методах. О том, что полиция отказывается работать.

Червинский пожал плечами:

— Одной меньше — одной больше. Какая разница?

Репортер записал и это и широко улыбнулся:

— Не упустите завтрашнюю газету.

Однако предвкушение маленькой мести не слишком облегчало печаль.

А что, если самому найти отцовскую кухарку, не дожидаясь, когда ей займется полиция?

Для начала стоит расспросить прислугу по соседству. Такие люди всегда охочи до сплетен, чем не раз помогали в работе. Наверняка смогут подсказать, где искать.

* * *

Спозаранок Матрену разбудили громкие причитания.

— Мама! Мишаня! Сестрицы-ыы…

Голосила средняя — та, что служила в няньках. Если она явилась домой ни свет, ни заря, это значило только одно: ее выгнали.

Похоже, увидев обгоревшие сени, девка вообразила невесть что.

— Улька, да тут мы все! — крикнула мать, не открывая глаз.

На полу, проснувшись, завозились младшие.

Шлеп-шлеп. Так и шла, небось, всю дорогу — разувшись, чтобы сберечь обувку. Молодец.

— Мама! — бросилась на шею.

Матрена погладила дочь по теплым волосам. Отстранила, поднялась на топчане, бегло перекрестила.

— Я уж подумала, сгорели вы. Как же так вышло?

— Да как… Подожгли вчера.

Ульяна ахнула.

— Так не сами? Кто?

— Да кто их знает.

— Дядьки чужие, — влез младший. — Они Дуньку забрали.

Средняя округлила глаза и потрясла головой.

— Как забрали?

— Увезли на телеге.

— Что ты говоришь? Мама!

Матрена запустила пальцы обеих рук в волосы и зажмурилась. Она до ночи пыталась вызнать, куда могла деться ее русалка. Обошла весь береговой бедняцкий квартал. Многие соседи видели, как дочь, ревущую на всю улицу, увозили. Но, конечно, никто не подумал вмешаться.