Невидимые

— И ты не проверил? Эх, все тебя учить надо. Так, Макарка. Театр отставить. Мы сами все выясним, а тебе спасибо. И вот за труды, — седой вынул из кармана портмоне, а из него — червонец. А потом еще пятерик добавил и на стол положил.

Макар не поверил.

— Мне? Так много?

— А что, обычно меньше получаешь? — старый ласково улыбнулся, отчего Макар вдруг испытал к нему симпатию и доверие.

— Вообще нисколько, — честно признался он.

Седой посмотрел на Червинского. Тот отвел взгляд.

— Ну, мы тебе и еще приплатим сверх, как узнаешь и расскажешь, где остальные.

— Остальные кто?

Старик не ответил.

— Ты свободен. Иди и займись делом. И гляди — чтобы это в последний раз, — как-то безжизненно сказал Червинский.

Макар сделал шаг к двери, но обернулся.

— Так про что мне спрашивать-то?

— Про невидимых!

Макар вышел, настолько удивленный освобождением, что даже не поблагодарил за него. Вспомнил, уже когда почти до дома дошел. Остановился и широко перекрестился.

— Спасибо, господи! — сказал громко и с чувством, вызывая любопытные взгляды.

* * *

Когда день сменился ночью, шум в полицейском участке стих, и темные помещения освещал лишь тусклый свет уличных фонарей, из сейфа с доказательствами исчез тот самый предмет, что и привел сюда Матрену.

Оконная решетка оставалась целой, дверь кабинета — запертой. Лишь сейф был распахнут настежь.

Одна из ценностей Старого Леха будто растворилась в воздухе.

8

Странно это — когда будит чужой лысый старик. За неделю, проведенную вне дома, Бирюлев не привык к костлявым пальцам, осторожно трогающим за плечо. Но зато помогало безотказно: от неприятного прикосновения репортер каждый раз вскакивал, озираясь по сторонам. И всегда испытывал удивление, обнаружив зеленоватые пыльные интерьеры небольшой комнаты.

— Велели разбудить, сударь, — извиняющимся тоном заметил портье, дядька Ферапонт.

— Да-да, — жмурясь и быстро моргая, Бирюлев стряхивал остатки сна. — Спасибо.

Он собирался пойти в газету и выяснить, наконец, сколь многое упущено. Возможно, что-то еще можно вернуть, перехватив свою же тему у кого-то из коллег. Опасаясь лишнего расстройства, вчера репортер не стал брать свежий выпуск. Лучше уж сразу узнать обо всем на месте и постараться исправить.

Бирюлев оделся в несвежее — жаль, что мысль отдать белье гостиничной прачке пришла в голову только сейчас. Побрился кое-как тупым лезвием. Взглянув в мутное зеркало, вздохнул: вряд ли его слова о том, что все уже в полном порядке, сегодня прозвучат убедительно.

Моросил дождь, окончательно портя и без того скверный настрой. Зонта при себе не имелось: все осталось в доме Ирины.

Как назло, извозчики нынче, похоже, объезжали улицу стороной. Когда Бирюлев все же сумел подозвать пролетку, он изрядно промок и замерз.

Репортер велел везти в газету, однако по дороге передумал.

— Езжай-ка в полицейский участок.

Нет, он вовсе не рассчитывал, что за день дело отца сдвинулось с мертвой точки. Однако свежими новостями стоило запастись. Червинский, чья служебная тайна так нежданно открылась, стал куда более разговорчив. Кто знает, что еще он способен походя рассказать?

— Сыщик Червинский хотел меня повторно опросить, — уверенно буркнул Бирюлев, и прошел, не дожидаясь ответа.

Из кабинета сыскарей доносился возмущенный гул. Заглянув в распахнутую дверь, Бирюлев обнаружил непривычное многолюдье: в тесное помещение набилось человек пятнадцать, если не больше. Все — полицейские.

— Не о чем тут спорить. Это точно один из нас, — громко выкрикнул кто-то, перекрывая шум.

— Тогда следовало закрыть и сейф и внимания не привлекать. Неизвестно, когда бы хватились.

— Трюк. Неужели не ясно?

— Это мог быть любой. Стоит ли так открыто обо всем говорить?

— А если на то и замысел? Чтобы мы между собой искали, а?

— Обставлено, как у невидимых. Все заперто. Как будто они прошли сквозь стену и забрали то, что не смогли раньше.

— Призраки, не иначе. Да, Червинский?

В толпе рассмеялись.

Червинский молча стоял в самом углу, уперев взгляд в ботинки. Услышав реплику, он стал осматриваться в поисках сказавшего. Заметил Бирюлева, направился к выходу.

Не здороваясь, больно ухватил под руку и увлек в тупиковый конец коридора.

— Что-то случилось? — невинно спросил репортер, стараясь не выдавать интереса.

Не напрасно он так внезапно решил отклониться от плана и заглянуть в участок.

Сыщик поджал губы: думал, говорить или нет.

— Ничего такого, о чем бы вам стоило знать.

— Пропала улика? — наугад рискнул Бирюлев.

— Что? Кто вам сказал?

Репортер сделал сценический жест ладонями, сперва соединив их, а затем разведя.

— Кто-то из городовых. До чего болтливый народ, — заключил Червинский.

— Но как?

— Мы и сами о том думаем. Если бы вещица не была из дома Коховского, я бы тоже решил, что кто-то из наших, — задумчиво ответил сыщик, но тут же спохватился: — Не пишите об этом. По-человечески прошу.

Бирюлев кивнул, хотя сомневался, что промолчит.

— Она исчезла из запертого кабинета.

— Но что это за предмет? Вы так и не сказали.

— Бог, — и снова ясность рассудка Червинского вызывала сомнения.

— Что?

Но сыщик резко сменил тему.