Выйдя из номера, Бирюлев поспешил к лестнице. Он задумался и едва не смел Червинского — тот как раз спускался с третьего этажа.
Сыщик разозлился:
— Вы за мной шпионите?
Его, несомненно, привели сюда амурные дела с барышней, которую нужно держать в секрете.
— А может, это вы за мной следите? — возразил репортер.
Не отвечая, Червинский быстро двинулся дальше. Бирюлев пустился за ним:
— Погодите! Я как раз шел к вам.
— Не могли подождать в участке? Не утерпели? — сегодня сыщик пребывал в крайне скверном расположении. — Ваше любопытство точно не доведет до добра. Должны же вы хоть немного понимать, что причиняете вред?
— Не стоит так кипятиться, — усмехнулся репортер. — Не первая ваша тайна.
Червинский резко остановился — Бирюлев чуть не влетел в него снова.
— Нет. Не понимаете. Идемте в участок. Вам совершенно незачем здесь находиться.
— Ну, тут уж не вам решать…
Сыщик скривился.
— Вы намерены испортить все как раз сейчас, когда у нас наконец-то возникли зацепки?
— О чем вы?
Наверху заскрипели ступеньки.
Червинский втянул губы внутрь, оттопырив щеки — как всегда, когда его что-то волновало. Взял репортера под руку, повлек вниз.
— Поговорим позже.
Тот кивнул и понимающе улыбнулся.
— Георгий Сергеевич, ваша почта! — окликнул портье.
Бирюлев освободился:
— Надеюсь, по тому вопросу, что я и хотел с вами обсудить.
— Так вы пришли не за мной? — с явным облегчением уточнил Червинский. — Вы что, сами здесь остановились?
Репортер пожал плечами. Он только сейчас сообразил, что прежде не сообщал сыщику адрес, по которому прятался от Ирины.
Письмо и впрямь было от вчерашнего собеседника — больше ни от кого другого и не могло — но Бирюлев не успел его вскрыть.
В холл спустилась вовсе не барышня легких нравов, как ожидалось. Это оказался рабочий — тот самый, худой и долговязый, которого Червинский не так давно избивал в участке. Вроде бы он представился Веселовым.
На сей раз все встало на свои места.
Доносчик, похоже, тоже узнал репортера. Он замер, растерянно посмотрел сперва на него, потом на сыщика, и громко высморкался в ладонь.
— Дурак, — вполголоса, но отчетливо произнес Червинский.
Рабочий вновь скрылся на лестнице. Сыщик последовал за ним. Не отстал и Бирюлев — его вдруг переполнил озорной интерес.
Быстро поднялись цепочкой на третий этаж, вошли в номер — куда хуже и теснее, чем занимал репортер.
— Я сказал: посиди! Подожди! Выкури несколько папирос! Куда тебя понесло? — взвился, замахиваясь, Червинский.
— Так утро ведь… Никого нет. Вы же сами говорили: приходи совсем рано, чтобы никто не увидел. Вот я и решил, что уже можно, — отступив на шаг, рабочий, защищаясь, вытянул вперед длинные руки. — Дело у меня. Торопиться надо.
— Дело? Снова в лавке какой, поди? — сыщику все же удалось изловчиться и отвесить смачную оплеуху, невзирая на выставленный частокол. — Мне теперь придется новое место для встреч искать. А ты так и вовсе больше ни на что не годишься. Все, хватит с меня. В тюрьму пойдешь за свои проделки.
— Простите! Я не хотел! Я же вам помог! — громко басил Веселов.
На Бирюлева оба не обращали никакого внимания.
— Кто теперь о Матрехе-то станет спрашивать, как не я? Не поверят там, если кто новый придет, а вопросы одни… Сбегут невидимки ваши!
— Да что же ты трепаться-то продолжаешь?
Репортер заинтересовался.
— Невидимые? Вы наконец что-то узнали?
Червинский оттолкнул своего доносчика и присел на край кровати.
Рабочий громко сопел.
— Я ничего не сделал!
— Лучше молчи, дурак.
Бирюлев решил проявить великодушие.
— Не вижу смысла предавать огласке ваше свидание, — улыбнулся он.
— Я не могу на вас положиться. Если местные пронюхают, кто он — убьют. Да не просто горло где тайком перережут, а так, чтобы другим неповадно было.
Доносчик громко цокнул языком.
— Сам виноват, дурная башка!
— А о чем это он говорил? С кем встречался?
Сыщик ответил уклончиво:
— Появились подозреваемые. Сразу двое, а то и все трое. Скоро будут для вас новости.
— Но кто? Хотя бы намекните. Он, кажется, сказал — Матрена? — Бирюлев взглянул на рабочего, но тот стоял, низко опустив голову. — Не та ли, что у покойного Коховского служила?
— Скажу вам так: все-таки рано мы прислугу со счетов списали, — подумав, ответил Червинский. — Но кое-кто стоит и над ней…
— Кто?
— А вот это мы пока не выяснили. Теперь-то чего ждешь, Макар? Иди! Письмо у Ферапонта оставлю. К полудню во вторник за ним придешь и из него все узнаешь.
Указав головой на дверь, закрывшуюся за рабочим, Червинский заметил:
— Глуп. Раньше был совершенно бесполезен. Уже и не ожидал я, что из него выйдет толк, но в последнее время Веселов стал просто неоценим. Мне бы совсем не хотелось, чтобы он вдруг исчез.
— Понимаю ваши опасения, — равнодушно согласился Бирюлев, наконец открывая конверт.
В записке имелось всего несколько слов, однако их хватило, чтобы унять желание раньше времени обсуждать вчерашний вопрос с полицейским.
— Вы хотели рассказать мне об этом письме, — заметил Червинский.
— Я ошибся. Тут ничего важного.
Сыщик усмехнулся.
Выйдя из сырой затхлости гостиницы в теплый день, репортер глубоко вдохнул.