Невидимые

— Уходить надо.

— Да куда я подамся? Без денег, да еще и с мамкой, сестрой и Петькой?

Алекс принялся обуваться.

— Передай своим бабам, — бросил на сундук почти пустой кошель.

Тот противиться не стал.

— Обещали, что придут за мной. А Червинский велел продолжать искать невидимых и за указаниями к нему ходить. В новое место теперь. Меня ведь газетчик узнал. Статью про меня писать хочет.

— Так тупо влезать в дерьмо еще надо уметь.

Макарка принялся грызть палец.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать три.

— Да ну?

Алекс повертел шеей, разминаясь.

— Скажи… А если я пойду — и с моста подамся? До моих все равно доберутся?

— Или уходи, или ищи того, кто вас сдал. Прямо сейчас. Найдешь — накажи. И веди к этому… как его там? Кто все затеял?

— Степан.

— Заставь перед ним признаться. А там уже видно будет, что делать.

Не оценил.

— Ищи, ищи… А как? Где?

— Откуда я знаю? Начинай с тех, с кем на дело ходил.

Нет, не справится. Это видно. Что ж — его печаль.

— Лексей! А можно теперь я к тебе подамся? Хоть на чуть-чуть! Не стесню, хоть в углу на полу устроюсь, — взмолился Тощий.

Алекс задумался. Все же отлежался у него после визита к Легкому, да и предупредил щенок об облаве. Кроме того, неизвестно, что из него можно выжать. Пожалуй, еще живым пригодится.

— Иди в театр. Скажешь, что от меня, и что будешь жить в комнате Маруськи. Если кого уже там разместили — пусть гонят. Да, мебели там больше нет. Вели Щукину — это тот, что на бабу похож — пусть сообразит. Пересидишь пока. Наружу не выходи. Да, и чтоб молчал! Ни слова никому ни обо мне, ни о твоих делишках. Все понял?

— Немым стану! Спасибо! Ты мне жизнь спас! — миг — и Макар стиснул в костистых объятьях, больно задев бок.

Алекс аж зубами заскрежетал, ловко выскользнул и вышел за порог.

* * *

Макар постоял, слушая, как постепенно стихают скрипучие половицы. Незваный гость ушел, и без него стало тревожнее прежнего.

В правоте Алексея сомневаться ни приходилось. Он вообще на диво разумный оказался: хоть бери да каждое слово записывай, чтобы не забыть. Макар на полном серьезе как-то раз собрался, но не нашел ни бумаги, ни карандаша.

"Найди и накажи" — говорит. Ну да, он-то сам, поди, легко бы сделал то, что советовал. Эх, вот бы взять и стать таким же. Тогда бы уж никакие Степаны и Червинские оказались бы не страшны.

Вспомнив о том, как подставил Алексея своей выдумкой про театр, Макар вновь ощутил муки совести. Рассказать бы о том, что сделал… Но боязно. Что учинит в ответ — даже представлять нет желания. Но явно не похвалит. А Макару бы так хотелось завоевать расположение.

Дожидаясь возвращения домашних, Макар растянулся на своей освобожденной кровати. Утро выдалось богатым на потрясения, и они не выходили из головы. И встреча в гостинице — а ведь она, казалось, так хорошо прошла! И как те двое с улицы затащили его в подворотню. Тоже работяги, но незнакомые — прежде никогда их не видел. Передали привет и угрозу, а затем, не дав ничего сказать в оправдание, начистили рыло.

Спасибо Алексею: какое-то время Макар пересидит в театре… Но на что жить? Нос-то наружу нельзя высовывать. И как при этом продолжать ходить по берегу и вести беседы с сестрой Ваньки-мануфактурщика?

Нет, так и так — все не к добру.

А если рискнуть и прислушаться к совету? Раз уж Макар все равно только и делает, что кого-то ищет — отчего бы не попробовать отыскать виновного и в собственных бедах? Родная шкура уж точно важнее, чем какие-то невидимые.

Алексей посоветовал начать со своих… Будто бы ясно, кто они такие — эти свои, и где они водятся. Все та же Ванькина сестра с берега, разве что?

Несмотря на тревожные мысли, Макар задремал.

Проснулся от плача Петьки. Мать, утешая, несла его в кроватку. Зоркая сестра тем временем обнаружила кошель на сундуке, схватила:

— А где Лексей?

— Ушел, — Макар подметил гримасу грусти.

— Забыл? Нужно бы вернуть.

— Не, вам оставил, за заботы. Велел благодарить.

— Ну, бог ему в помощь, — взглянув на кошель, отметила мать.

Макар сел, не зная, как сообщить домашним о немедленном переезде. Ох, что начнется! Приоткрыл рот — и снова закрыл, наблюдая, как мать с сестрой разбирают свежую штопку.

— Как госпожа так рубашку разорвала? Да еще в таком месте?

— Вы вот что… Бросайте.

— Так разложить все на завтра надо, пока светло.

— Идти нам пора.

— Куда?

— В театр.

Обе расхохотались — аж до слез. Приняли за шутку.

— Да серьезно я! Идти надо в театр. Лексей нас позвал.

Мать отмахнулась, снова принялась раскладывать вещи:

— Не до глупостей нам. Чего, кривляний не видели?

— Да не смотреть же! Жить теперь там станем.

— Как так? — мать округлила глаза.

— Там комната есть особая, для жилья. Вот Лексей и говорит: вижу, как вы мыкаетесь, а за то, что помогли, я вам эту комнату и отдам.

— За сколько? — мать все еще смотрела с недоверием.

— Даром, — Алексей ведь и в самом деле не упоминал плату.

— Да неужто правда? Совсем даром? Не могу и представить.

Макар кивнул. Мать благодарно перекрестилась.

— Верно ведь сказано: помоги путнику. Завтра тогда и собираться начнем.

— Так сегодня надо. Лексей сказал: селитесь прямо сейчас, не то уж комната другими займется.