— Дядя любил необычные вещи. Не столько старинные, сколько странные. Они ему просто нравились видом. Большую часть коллекции батюшки после его смерти дядя забрал себе. Я не возражал — как раз тогда в Европу собирался, не до того пришлось. Сестра и подавно, она… духовное сильнее ценит. Так что у дяди похитили то, что принадлежало отцу.
— Получается, не все жертвы невидимых сами собирали древности.
— Но вы не находите куда большего сходства в другом? Наши с вами родители были не только коллекционерами, но и добрыми приятелями… Послушайте, а что остальные убитые? Они не знакомы?
Бирюлев тогда не понял, к чему клонил собеседник, и лишь пожал плечами.
— Все жили в разных кварталах. Господин Грамс — так и вовсе со мной по соседству.
— Господин Грамс? — оживился Батурин. — Освальд Феликсович? Отец его принимал. Такого не забыть и с годами — больно вспыльчив.
Другие фамилии оказались не на слуху. Записав их, Батурин обещал поискать в отцовских бумагах.
Бирюлев заинтересовался. Он с нетерпением ждал вестей, которые и пришли накануне в записке. Любопытные догадки подтвердились — и нынче репортер прибыл, чтобы их обсудить.
Дверного кольца не нашлось. Пришлось стучать прямо по дереву — глухой, тихий звук. Однако Дмитрий Батурин словно дожидался у входа:
— Вы на диво точны, Георгий Сергеевич! Проходите же, проходите!
В доме пахло ладаном. У иконы горела лампадка.
— Сестра моя истово верит. Это от матери — та уж лет двадцать, как при монастыре. И сейчас она в храме, нескоро вернется. Никто не станет нас отвлекать, — хозяин указал на мягкое зеленоватое кресло и сел поодаль, через кофейный стол. Позвонив в колокольчик, велел принести чаю, придвинул гостю поднос с пирожными:
— Свежие, угощайтесь.
С утра Бирюлев не ел, и потому охотно откликнулся.
— Слыхали? На чугуноплавильном вновь прошла забастовка, — Батурин указал на газету, что лежала на столике, и тотчас же рассмеялся. — О, что это я! Вы, верно, куда больше моего знаете.
Бирюлев покачал головой и потянулся за очередным пирожным.
— Кажется, на сей раз все прошло мирно. Не буянили, спокойно стояли. Сказали, что хотят семьдесят пять копеек в день, а женщины — пятьдесят. Тут сказано, что владелец, господин Свиридов, обещал обдумать их вопрос. На мой взгляд — поступил неверно. Не следует идти на поводу у вымогателей. Сегодня хотят семьдесят пять копеек, а получат их — пожелают семьдесят пять рублей. Согласны?
Репортер был далек от проблем заводовладельца, но из вежливости поддакнул:
— Пожалуй, вы правы, Дмитрий Иванович. Прежний метод куда более подходил.
Странно как-то — обращаться к тому, с кем вместе играл, по имени-отчеству.
Когда сытый Бирюлев откинулся в кресле и достал портсигар, хозяин, отказавшись от папиросы, перешел к делу:
— Вам, верно, не терпится узнать, что я нашел?
Бирюлев энергично кивнул. Батурин достал из-под газеты мелко исписанные листы.
— После того, как вы назвали убитых, я два дня напролет изучал батюшкину корреспонденцию. Нелегкий труд… Но в записях и письмах я отыскал все — представляете — все! — фамилии. Вот здесь я выписал для вас, где, когда и чьи имена встречаются.
Репортер взял переданные бумаги, но просматривать не спешил.
— Как вы можете видеть, мой отец имел приятельские отношения не только с вашим, но и также с господами Павловым — прежним владельцем мануфактуры, Грамсом, Рябининым и Коховским. Более того, из переписки понятно, что все они были не просто знакомы, но и входили в некоеархеологическое общество. Полагаю, для остальных, кроме наших родителей, участие основывалось на личном интересе: род занятий эти господа имели разный.
— Значит, жертвы выбраны не случайно?
Довольный Батурин кивнул:
— Наверняка. Странно, что полиция об этом не задумалась… Наш город не тесен: шутка ли — двадцать пять тысяч переписанных душ. Сколько среди них любителей древностей? Пожалуй, наберется не меньше сотни. Но убиты именно те шестеро, что связаны между собой.
— Сколько же всего участников входило в общество?
— Пока не готов ответить: я искал лишь определенные имена. Но, думаю, мы выясним, — Батурин подался вперед в кресле. — Когда я перебирал бумаги, то вновь встретил опись коллекций. И вот на какие мысли она меня натолкнула. Раз все коллекционеры знакомы, то что, если невидимые ищут у них что-то определенное?
— Мы бы могли спросить у них самих, если их все же поймают…
— Но зачем ждать? Мы можем сличить остатки коллекций с описями, и выясним, что общего пропало.
Видя, как вытягивается лицо собеседника, Батурин рассмеялся:
— Не тревожьтесь — эту часть работы я возьму на себя. Вам нужно только доставить мне опись Сергея Мефодьевича — а потом мы попросим помощи с допуском к остальным у полиции. Если сходство найдется, то останется выяснить: кому могли понадобиться подобные экспонаты?
— Они и есть невидимые, — продолжил Бирюлев.