Невидимые голоса

Я старательно выводила синим карандашом волны, а черным – птичек над горизонтом. Желтым карандашом я нарисовала солнышко в углу листа, но оно получилось не таким ярким, как мне бы хотелось. Мне казалось, что если мой рисунок не понравится папе, то он сильно расстроится и тоже уйдет, как мама.

Когда я заканчивала закрашивать небо, папа вошел в комнату и поставил рядом со мной мягкую игрушку. Папа долго смотрел на мой рисунок, и я облегченно выдохнула. Если он так пристально смотрит, значит, ему нравится. Он облокотился на стол, слегка пошатываясь и щуря глаза.

Его рука резко опустилась мне на макушку, и мой нос соприкоснулся со столом. Папа ушел на кухню, а я поняла, что теперь это закатный пейзаж. Я размазала сквозь слезы капли крови по небу – как заходящее солнышко. Встала и отнесла рисунок папе на кухню.

Он взял его в руки. В углу корявым почерком была выведена надпись: «Папе». Я отошла от стола и, ухватившись за дверной косяк, искоса смотрела на папу. Он прижал рисунок к лицу и заплакал.

Мама вернулась через неделю, и мы отправились в путешествие, которое закончилось, когда мне исполнилось двадцать лет. Мы переехали к бабушке Инне.

Бабушка Инна была не такой, как мама, она не пахла сигаретами и лаком для волос. Она постоянно кричала и била маму. Несмотря на это, мы часто играли и даже ходили гулять на детские площадки.

Когда я пошла в школу, мама снова исчезла. Я просыпалась ночью, плакала, звала маму. Но она не приходила. Никто не приходил. Бабушка Инна не отвечала, куда делась мама, поэтому со временем я перестала спрашивать.

В школе друзей у меня не появилось, поэтому бóльшую часть времени я проводила с бабушкой. Когда мы делали с ней уроки, она постоянно говорила, что во мне сидят бесы. Она рвала мои тетради, а я плакала навзрыд, потому что у меня не получалось красиво писать.

Однажды бабушка решила отвести меня в церковь. Я долго препиралась перед огромными резными дверями, но она затолкала меня внутрь и оставила рядом с каким-то мужчиной в черном платье. Он заговорил со мной с высоты своего роста, отчего я втянула голову в плечи.

– Ты когда-нибудь исповедовалась?

Я не представляла себе, что такое «исповедоваться», поэтому просто опустила вгляд в пол.

– Ты хорошо себя ведешь?

– Да.

– Маму с папой слушаешься?

– Нет.

– Почему?

– Я не знаю, где они.

Мужчина в платье нахмурился и о чем-то задумался.

– А бабушку слушаешься?

– Я не могу красиво писать, поэтому баба Инна на меня ругается.

– Ничего страшного, потом научишься. Старайся не расстраивать свою бабушку.

Я кивнула, и мужчина протянул мне ложку с мягким кусочком хлеба. Я проглотила содержимое и поморщилась. Мужчина смягчился и отпустил меня к бабушке.

Бабушка Инна подошла к коробке со свечками и взяла оттуда одну. Она поводила концом над пламенем горящей свечи, зажгла ее и вставила в золотую вазу. Бабушка начала шептать молитву и перекрестилась. Я повторила за ней и поклонилась большой картине. Бабушка объяснила, что она поставила свечку своему папе, чтобы тот покоился с миром.

– А мне можно поставить свечку?

– А тебе кому?

– Маме.

Бабушка развернулась ко мне и потрясла меня за плечи.

– Жива твоя шалашовка, жива!

– А почему она не возвращается?

– Всё, пошли! Тебе еще чистописание нужно доделывать!

Глаза наполнились слезами, но я сдержала слезы. Я не понимала, что случилось с мамой и почему она не приходит.

Почти сразу после похода в церковь к нам приехала гостья. Пожилая женщина с порога тянула ко мне морщинистые руки и называла меня по имени. Я смотрела на нее с подозрением.

– Меня зовут бабушка Аня.

– У меня уже есть бабушка.

Она хрипло засмеялась и сказала, что бабушек может быть несколько. Я подумала, что она выглядит безобидно, и стала называть ее бабой Аней.

С бабой Аней мы подружились. Она пахла «Красной Москвой», всегда угощала конфетами и помогала рисовать. Она никогда не ругалась, поэтому мне не приходилось угадывать, что можно сказать, а что нет. Еще она читала мне на ночь сказки или странные стишки. Она говорила, что эти стишки нужны для того, чтобы Бог охранял мой сон.

Иногда баба Аня и бабушка Инна ругались, когда я ложилась спать. Я залезала в кровать и накрывалась одеялом с головой, читала для Бога странные стишки вслух, чтобы заглушить крики за дверью. Временами я слышала имя своей мамы и начинала плакать.

Однажды, когда бабушка Инна утром ушла в магазин, я решила спросить бабу Аню про маму.

– Баб Ань, куда ушла моя мама?

– Мамка твоя – змея подколодная. А папка твой – гад ползучий. Забудь про них.

– Она не вернется?

– Шут ее знает. Надо оно тебе?

Я промолчала. Мне представилось, что маму заколдовала злая ведьма и превратила ее в змею.

– У тебя вон бабушка хорошая. Ты бабушку любишь?

– Люблю.

– И она тебя любит.

– Она на меня постоянно ругается.

– Она не со зла.

– А мама меня не любит?

Баба Аня грустно вздохнула, но ничего больше не сказала. Она прижала меня к себе, а потом мы вместе пошли пить чай.

Когда я легла спать, то попросила Бога, чтобы он расколдовал мою маму. И по закону жанра должно было случиться чудо, но – чуда не случилось.