Невидимые голоса

Из леса возвращались к концу дня, нужно было замачивать и чистить грибы. Помню тазы и ведра с грибами и даже цинковую детскую ванну, заполненную ими. Тогда, кажется, был хороший год, нашли много белых. Потом лес, в котором остался нож, истончился, стал исхоженным. Мы уезжали за грибами подальше. По лестнице забирались в кузов уазика, на лавочки, которые дед мастерил из доски и деревянных чурок, потом лестницу поднимали с собой. Ехали по пыльным проселочным дорогам в пустые места. Однажды, возвращаясь из леса, нашли у дороги черемуху – кажется, она росла там, где когда-то стояла изба. В другом месте пес Шарик поймал черную мышь. Еще случай: дед выбрал дорогу, которая неожиданно закончилась в поле у склона горы. Мы долго смотрели на гору и поле. Было красиво.

3

Имена маленьких мест – заклинания, пароли.

«Талнах» по-долгански, кажется, «река под наледью». Талнахом когда-то была река, но рядом построили город, и люди стали звать реку Талнашкой.

В Уджее река тоже есть. Говорят, на ее берегах жило много ужей – поэтому так назвали село. А может, это какое-то искаженное хакасское слово.

Имя реки Амыл, у которой стоит Уджей, по-хакасски вроде бы значит «спокойная». Об Амыле в словаре Брокгауза и Ефрона: «…золотые прииски. В верховьях водятся соболи. Река изобилует рыбою. Много притоков, но все они незначительны». Один из притоков Амыла, который течет сквозь деревню, называется Уджейкой. На Талнашку похоже.

В Гражданскую войну в Амыле топили людей. Зимой, в проруби.

Спустя восемьдесят лет мы купаемся здесь всей семьей.

В Талнашке купаться нельзя – в ней течет зеленая ледяная промышленная вода.

4

Ехать в Норильск – по дороге, проложенной в тундре. Потом будет мост через реку Норилку. После моста, ближе к городу, тундра уже не растет.

Когда начинается мост, из окна автобуса или маршрутки можно увидеть вмерзшие в лед, заметенные корабли на речном берегу. Один из них много лет не сдвигается с места, стоит в одной позе – задрав кверху нос, как «Титаник». Я много раз видела фильм про «Титаник», друзья мамы нам дали кассету. У меня две колоды карт с кадрами из фильма, дневник с Ди Каприо. Я прочитала о «Титанике» все, что только смогла найти.

В маршрутке я стараюсь сесть у окна и протопить кулаком собственное окошко в инее. Я хочу посмотреть свой «Титаник». Я пытаюсь представить, что могла бы увидеть, оказавшись на палубе или в рубке.

За окном темно, но мост освещен фонарями. Я вглядываюсь в корабль и в ночь вокруг.

5

А это называется Чертов мост. Главное по дороге в деревню. После Саянского или Кошурниково? Не помню. Но тоже в сумерках или ночью. Поезд выезжает на узкий мосток с низенькими перилами и едет по нему пару минут над пропастью. Потом сворачивает дальше по серпантину. Если посмотреть из окна назад, увидишь несколько тонких высоких свай с наброшенной поверх лентой путей. Эта лента, висящая в пустоте, очень хрупкая. Я думаю о том, что однажды она может порваться – вместе с поездом. И поезд, и пассажиры в моей голове тоже становятся хрупкими.

Станция, на которую мы прибываем, – поселок Туба. Это тоже в честь реки. А река вроде бы по названию народа, тубинцев, которые когда-то здесь жили. В Тубу впадает Амыл. Однажды дедушка возил нас в окрестности места, которое называется Бугуртакский бык, – там можно было увидеть, как Амыл и еще одна река, Казыр, сливаются в Тубу. Сама Туба – приток Енисея.

На выезде из Тубы есть заброшенная церковь. Ее восстанавливают много лет и никак не закончат. Мы долго едем в Уджей на дедушкином «Запорожце» через степь, березняк, горы. Раньше ездили на мотоцикле «Урал», но он поломался.

Ворота во двор нужно открывать, вытаскивая из креплений длинную палку-засов. Дома ждут бабушка, баня, застолье, горох в огороде, шашлык во дворе, круглый стол, окруженный тесаными колодами-табуретами. Вместо мангала у деда две рельсы. Все это до сих пор мне снится.

6

Еще мне снится дорога на пятый микрорайон. Я еду в автобусе. Серпантин уползает вверх. По левую руку – город, по правую – теплотрасса, какие-то сараюшки при рудниках, заснеженные горы.

До пятого можно дойти и пешком – выйти из дома, свернуть в проход между двух девятиэтажек и двинуться вверх, по Маслова.

Северные пустоши наполнены тишиной. Когда я вижу Талнах во сне, я растворяюсь в его пространстве, словно в размытом снегом фонарном свете. Я не помню названий улиц, но помню, как они изгибаются, куда уводят.

Мне четыре, мы с бабушкой идем по асфальтированной дорожке через кусочек тундры, ставший городским парком. Мне шестнадцать, по этой дорожке я возвращаюсь из школы: большая метель, лесок замело, мимо летят куропатки. Мне двадцать три, двадцать шесть, двадцать девять, я вижу эту дорожку во снах. Вижу автобусную остановку по соседству. Вижу больницу, где мне зашивали разбитый качелью лоб. Вижу дом быта, где после школы я долго рассматривала витрины. Универмаг с кафетерием – за 9 рублей там давали эскимо с белым мишкой на этикетке. Автовокзал с торговыми павильонами – но это тревожные сны, здесь начинаются беспокойные путешествия.