– Мне нужно исчезнуть, Мариш, иначе меня убьют. На время. Как только все наладится, я вернусь… Честно.
Своими руками она собрала ему вещи – пару рубашек, нижнее белье, даже электрическую бритву положила. Успела обнять его на прощание. Она стояла в проеме дома, тусклый свет лампочки (ах, сколько раз она собиралась ее поменять!) освещал его удаляющуюся худощавую фигуру с рюкзаком за спиной…
Страх охватил ее – страх и безысходность. А еще – отчаяние. Она даже не могла плакать, просто стояла молча, и тусклый свет мигающей лампочки, которую раскачивал ветер, освещал черную пустую дорогу, по которой он ушел. Марина не ощущала ветра, не видела света и не слышала ночных тревожных звуков… Только почувствовала, как за спиной встал ее сын, девятилетний Павлик, обернулась – и тут же отвела глаза. Не могла выдержать его взгляд, полный испуга, не могла найти нужных слов, чтобы объяснить, оправдать то, что произошло.
Тело Сергея обнаружили только через два месяца в заброшенном хлеву за городом. Потом разграбили его магазин, отобрали склад, угнали машину. Ей, Марине, тоже советовали «собираться и валить». А куда ей валить? У нее сын, Павлик, девяти лет. Родителей нет, из родни только свекровь в Запорожье. Куда деваться?
Вскоре ей сказали прямо: уезжай, не то убьем. Она понимала, что ее выживают. Мало им ее несчастного мужа, мало ее разрушенной жизни… Им нужно все.
Ей стало страшно. Что еще может случиться? Что-то ужасное, непоправимое… И оно случилось, когда в ее дом, хороший дом – добротный, с большим двором, где она держала кур, с огородом, где выращивала помидоры, со шведской стенкой в комнате сына, с чешскими люстрами в гостиной – ворвались вооруженные люди.
Бандиты были одеты одинаково: камуфляж, кирзовые сапоги, лица скрывали маски, на плече у каждого автомат… Видны только руки – единственная живая деталь. Марина случайно зацепилась взглядом за руки одной из этих фигур – маленькие, изящные, явно женские. На фоне мрачного облачения они выделялись ярким пятном. Обладатель (или обладательница?) рук перехватила Маринин взгляд и поспешно убрала их в широкие карманы.
Поначалу Марина просто отказывалась верить в происходящее – слишком страшной была реальность. Ей казалось, что все еще обратимо, что она опять, как в прежние времена, будет работать, что все успокоится, встанет на свои места…
Да, мужа не вернешь, но она как-нибудь справится, она же сильная! Тогда она все еще жила в иллюзиях или просто заставляла себя верить, что этот ужас закончится, нормальная человеческая жизнь восторжествует и все забудется. Ей так хотелось в это верить… «Как же может быть иначе?» – рассуждала она.
Но вскоре пришли за ней. Она этого не ждала и не была готова. Когда в дверь постучали, она вздрогнула и похолодела, но попыталась взять себя в руки, спокойно открыла и впустила их внутрь. Их было четверо. И опять она увидела эти руки – маленькие, хрупкие, с шершавыми мозолями на подушечках, с коротко стриженными ногтями.
– Собирайся, – бросил один из бандитов, видимо главный.
Она оглядела их молча. Значит, пришли все-таки… Значит, она ошибалась, думая, что ее не тронут. Что с нее взять? Нет у нее больше ни денег, ни имущества. Кур – и тех спалили! Только дом и остался, да грош цена сейчас этому дому. Ей казалось, что она уже принесла достаточную жертву: мужа убили, хозяйства лишили. Что еще им нужно?
– Иди за нами, – отрывисто опять приказал ей главный.
И она пошла. Успела лишь обернуться назад и увидеть своего сына, своего девятилетнего Павлика, который стоял в проеме двери и смотрел на нее серыми, полными боли глазами. Она, она не уберегла его! Что будет с ним, когда ее…
Ей завязали глаза, посадили в автомобиль и увезли.
Странно, но страха не было. Только какое-то тупое оцепенение, которое заморозило мысли и чувства. Марина автоматически и бездумно выполняла команды, не пропуская их ни через мозг, ни через сердце, и надеялась только, что перед смертью не будет больно. Она помнила страшное, изуродованное тело мужа… И мысль о его мучениях внушала ужас, который снова сменялся тупым оцепенением.
До нее доходили слухи, что тех, кого забирают бандиты, отводят сначала в подвал, который находился на центральной площади, под зданием главного универмага. В универмаге люди по-прежнему катались на эскалаторах, мерили платья в примерочных, ели мороженое в кафе. Обычные люди проживали свою обычную жизнь, полную ежедневных забот, зависти, интриг, обид, измен.
А в подвале пытали и убивали.