Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис.

— Ми-ла-я… — плавно скользил по волнам тягучий напев цыганского хора.

— Ты услышь меня…

— Милая, — негромко повторял своим низким, с хрипотцой голосом Михаил Жаров. И, пряча лицо от камеры, жарко шептал: «Как ты похожа на Люську (Людмилу Целиковскую, его бывшую жену. — Прим. авт.), шельма!»

Алла и Люся

Аллочка, как практически все ее сверстницы (кстати сказать, вместе со всей огромной страной) обожала актрису Людмилу Целиковскую, по многу раз бегала смотреть каждый фильм с ее участием. Даже картины о войне («Воздушный извозчик», «Беспокойное хозяйство»), в которых та играла, были веселыми, светлыми, жизнеутверждающими. В 40-е годы на эту актрису была мода: женщины завивали волосы «под Целиковскую», носили такие же, как у нее, белые панамки и черные расклешенные платьица в крупный горох. Поэтому Аллочке всегда очень льстило, если ее сравнивали с кумиром.

Много лет спустя они с Целиковской окажутся вместе в составе советской делегации в Париже, и произойдет их личное знакомство. Несмотря на значительную разницу в возрасте, Ларионова, как и самые близкие, друзья и приятели звезды 40-х — 50-х годов, станет звать ее любовно Люсей.

В 1992 году, когда Людмила Целиковская была уже тяжело больна и не могла выехать с родным Театром им. Вахтангова на гастроли в Америку, Вячеславу Шалевичу пришла в голову идея воспользоваться ее сходством с Ларионовой. И он стал уговаривать Аллу Дмитриевну войти в спектакль «Коварство, деньги и любовь». Это был, по сути, бенефисный спектакль, в котором Людмила Васильевна блистала: пела, танцевала и в трех новеллах по рассказам Михаила Зощенко играла разнохарактерные роли. Алла Дмитриевна от предложения долго отказывалась, но не в силу капризного характера, а потому что сама никогда на сцене не играла. Даже в Театре киноактера, к которому была долгое время «приписана». Но, пожалуй, главным мотивом упорного «нет» были этические соображения: уж ей ли не знать, как ранимы актеры, ценою каких душевных мук они платят за чье-то волевое решение о замене… А Ларионова всегда была человеком очень деликатным. Но когда Целиковская узнала, кому предлагают ее роль, то с легкой душой благословила Аллу Дмитриевну. С той поры та стала истово работать, «с листа» постигая сложную сценическую «партитуру».

Она долго отказывалась петь — барьером была извечно жесткая самооценка. Ларионова считала, что не стоит выносить на люди многое из того, что она делала «для себя». Но ее уговорили. Как вспоминают ее коллеги-артисты, у Ларионовой оказался красивый грудной, с приятной хрипотцой голос. И потрясающее трудолюбие. Это был сложный год в ее жизни, и она пыталась в работе забыться, отвлечься, чтобы не возвращаться мыслями вновь и вновь к своей утрате.

Анна навсегда

Чеховская Анна чувствовала себя птицей, вырвавшейся из клетки. Она купалась в лучах восторгов, комплиментов, обожания. Всесильный «Его сиятельство» после ее фурора на балу наносил им визиты с букетиками изящных пармских фиалок, а богач Артынов дарил корзины цветов и швырялся деньгами, стремясь доставить ей удовольствие: «Царица! Царица!» Раскрасневшаяся Анна в ответ шутливо грозила пальчиком, и светлые кудряшки, обрамляющие лицо, задорно прыгали в такт переливам смеха.

Из-за брака пленки сцену катания на лодках переснимали поздней осенью. Было холодно и ветрено, но Алла в своем открытом светлом платье отчего-то не мерзла. Наверное, тот пожар, что бушевал у нее внутри, и заставлял бурлить молодую кровь, мог обогреть полмира. Ей было от чего радоваться: она красива, с первой же роли в фильме «Садко» известна, живет в атмосфере всеобщей влюбленности. Вот и у Жарова в глазах прыгают веселые чертики, часто подначивающие мужчин на безрассудные поступки.

Когда-то давно, в детстве, словно в другой жизни, она случайно столкнулась с ним в фойе кинотеатра, куда они с подругой пришли полюбоваться на своих кумиров. Михаил Иванович погладил ее по голове: «Прости, деточка, если ушиб»… Пройдет совсем немного времени, и вовсе не чеховский Артынов придуманную Анну, а ее, Аллочку, САМ Жаров назовет «царицей бала»!

А Александр Вертинский — живая легенда! — неповторимо грассируя, будет говорить ей комплименты, церемонно целовать ручку и называть «кгасоткой». По-началу-то она страшно робела в его присутствии. Величественный Александр Николаевич виделся ей небожителем или существом с другой планеты. Правда, в детстве она не была поклонницей его поэтического дара и необычной манеры исполнения, — если честно, она его творчество совершенно не знала. Как и миллионы советских людей. Потому что Вертинский не укладывался в рамки «советской песни», а потому — оставался в практической массовой безвестности за пределами этих «рамок». Это был «штучный экземпляр», уникальный. Со временем Алла Дмитриевна это поняла.