Однако для подтверждения такой версии не находилось никаких убедительных доказательств. Не дал их тщательный осмотр комнаты и лестницы. В комнате не видно было никаких следов борьбы или насилия. Все вещи стояли на прежних своих местах, как и в тот раз, когда Корч приходил сюда для беседы с Кацинским. Замеченная якобы кем-то из жильцов фигура незнакомого человека могла оказаться плодом воображения или ошибкой – в темноте не так уж трудно ошибиться. Нельзя исключать и того, что набивавшийся в свидетели просто хотел привлечь, к себе особый интерес – в Заборуве, где каждое такого рода событие становилось сенсацией, любой свидетель, что-то видевший или слышавший, сразу делался центром повышенного и всеобщего любопытства. Одним словом, рассказ о каком-то «незнакомце» вполне мог оказаться досужим вымыслом. Хотя, конечно, нельзя исключить, что кто-то приходил за Кацинским и, поджидая его, укрывался на лестнице. «Но почему именно за Кацинским? Версия «заткнуть рот» свидетелю маловероятна, если принять во внимание, что Базяк арестован, а информация о ходе следствия и выявленных им обстоятельствах не может просочиться сквозь стены милиции».
Впрочем, в этой дыре все как-то «просачивается».
Можно допустить, что задержание Базяка не прошло незамеченным и весть эта широко разнеслась по городу, дойдя до ушей его сообщника. Тот сразу сообразил, откуда грозит опасность. Он ведь тоже видел Кацинского и понимал, что только Кацинский, единственный свидетель, может представлять для них обоих реальную угрозу. Если
Базяк задержан, значит, на него указал Кацинский. В любой момент он может указать и на второго, дав обличающие его показания. Следовательно, надо заткнуть ему рот.
Предположим даже: сообщник Базяка уверен, что Кацинскому неизвестны их фамилии, но он не может не считаться с вероятностью того, что тот запомнил их лица и при очной ставке их опознает. «Да, похоже, Кацинский запомнил их лица, – может размышлять сообщник Базяка, – хорошо запомнил. Руководствуясь нарисованным им словесным портретом, милиция почти сразу вышла на Базяка. Следовательно, и второй портрет может оказаться не менее точным».
Собственно, только «портретный» путь теперь и оставался. Все сотрудники милиции получили словесный портрет и приказ начать розыск человека с описанной внешностью. Занялся этим и сам Корч. Действовать надо было немедля. Без установления сообщника практически не оставалось шансов изобличить Базяка. Времени в обрез.
При сложившейся ситуации через сорок восемь часов его придется освободить, поскольку прокурор не даст санкции на арест. Выйдя же на свободу, он войдет в контакт с сообщником, и вместе они заметут все следы, которыми пока еще можно воспользоваться. Итак, на счету каждая минута.
Корч проводил десятки бесед. И все впустую: два варианта навели на ложный след, а одно показание, что человека примерно описанной внешности видели в ближайшем мотеле, оставалось пока непроверенным.
Этот мотель, укрывшийся в лесу, служил, как выяснил
Корч, прибежищем для любителей выпить вдали от чужих глаз или провести ночь с девицей.
Корч отправился туда на служебной машине.
Хозяин мотеля внимательно изучил словесный портрет и, возвращая его Корчу, довольно уверенно заявил:
– Да, похожий на этого человек у нас бывает, только в действительности он, пожалуй, значительно старше. Наезжать к нам с девицей стал примерно с середины прошлого года. Вот, пожалуйста, поищите, – протянул он
Корчу регистрационную книгу. – Ах, вы не знаете фамилии? Ничего страшного. Мы регистрируем и адреса постоянного места жительства.
Без особой уверенности Корч начинает листать книгу регистрации постояльцев. «Где гарантия, что этот тип во-
обще зарегистрировался? Кроме того, он мог назвать вымышленные имя и место жительства. Сунул администратору «красненькую» – и никаких забот. Однако поискать все-таки следует».
Перелистывая страницы регистрационной книги, Корч натыкается на фамилию Валицкого. Встретились имена и еще нескольких заборувских нотаблей. Корч старательно выписал все знакомые фамилии и даты визитов. На странице, датированной пятнадцатым сентября прошлого года, снова фамилия Валицкого. «Пятнадцатое сентября… – Эта дата что-то ему напоминает. Но что? Ах да! День смерти
Ежи Врубля! Но ведь Валицкий показал, что пятнадцатого сентября около двадцати двух часов видел Врубля распивавшим водку с каким-то неизвестным». Корч впивается взглядом в запись, отыскивая время регистрации. Есть!
Двадцать один час. Комната номер восемь. В эту же комнату записана и некая Иоанна Зях из Калинувки. «Ясно –