Невидимые связи

уборщица горторга, подрабатывавшая еще и в частных домах своим нелегким уборщицким трудом. Это она, всякий раз болея за «неправедно обиженное» свое чадо, расплачивалась за «детские его забавы» и выкладывала порой последний грош. Он же особых угрызений совести от этого не испытывал ни в ту пору, когда находился еще на ее иждивении, ни позже, когда стал зарабатывать сам, поступив на работу шофером в отдел снабжения строительного управления. В этот именно последний период и случилось с ним дорожное происшествие. Выезжая как-то из воеводского центра, он ощутил вдруг жажду. Зашел в придорожный буфет. Попросил что-нибудь выпить. Для буфетчицы такого рода просьба звучала однозначно. Она налила ему сто граммов. С минуту он колебался, потом опрокинул содержимое в рот. Водка пришлась по вкусу.

«А, что там! Авось пронесет», – решил он про себя. Попросил еще сто граммов, потом еще.

Когда садился за руль, в голове слегка шумело… Решил наверстать время, проведенное в буфете. Нажал до отказа педаль акселератора. В одном из придорожных деревень из-за плетня на дорогу вдруг выскочил мальчишка. Базяк его сбил. Краем глаза заметил, как, отброшенный ударом, тот отлетел в сторону. Он не остановился. Испугался не столько содеянного, сколько его последствий. Попытался скрыться. Прибавил газа. Все происходившее потом рисовалось в памяти в каком-то странном замедленном темпе.

Несколько резких лихорадочных движений и… вместе с машиной он полетел в кювет. Потерял сознание. Здесь и нашла его машина автоинспекции, вызванная кем-то из случайно видевших, как он сбил в деревне ребенка. Его задержали. В крови у него оказалось свыше одного промилле алкоголя. Сбитый в деревне мальчишка умер. Одним словом, ни на какие смягчающие обстоятельства рассчитывать не приходилось. Поначалу он запаниковал – где мать возьмет денег на адвоката? В камере вместе с ним сидели разные люди. На фоне историй, которые они рассказывали о своих «похождениях», его собственное дело стало как-то меркнуть, и постепенно он успокоился. В

конце концов нашелся у него и опытный адвокат. Как позже он узнал от матери, помог всесильный пан Лучак. Он решил принять участие в судьбе отпрыска несчастной женщины, приходившей убирать его дом. В результате все обошлось лишением Базяка водительских прав и пятью годами заключения. Через три года его условно-досрочно освободили за примерное поведение: пригодились советы сотоварищей по камере. Уж они-то знали, как себя вести, чтобы сократить срок отсидки.

Сотоварищи эти импонировали ему и оказанным доверием, и полным презрением к общепринятым нормам жизни в обществе. Культом силы и своей исключительности. Культ этот он от них перенял. Когда вернулся из заключения, встреча с домом, радость матери – все показалось ему каким-то слащаво-сентиментальным и чуждым.

Дом этот, весь прежний уклад жизни его больше не устраивали. Он стал теперь иным и хотел жить иначе. Как? Он и сам еще не знал. Однажды лишь он послушался совета матери и пошел сказать «спасибо» своему благодетелю –

пану Лучаку. Пошел не столько из чувства благодарности, сколько оттого, что воображение его поражало лучаковское богатство. Хотелось узнать, как этот человек сумел сколотить миллионы и обрести ту власть и всесилие, о которых в городе ходили легенды.

Лучак принял его не в особняке, о котором мать рассказывала всяческие чудеса, а в скромной конторке своей авторемонтной мастерской. Принял как самого последнего сопляка, нашкодившего по непролазной своей дурости, и даже не предложил сесть. Однако все это не только не оттолкнуло Базяка, но, скорее, напротив, еще более усилило его преклонение перед «всесильным паном Лучаком». И

когда Лучак предложил ему работу в своей мастерской, Базяк это предложение с радостью принял, не спросив даже о зарплате. Потом он сам себе удивлялся. Рассчитывал, что

Лучак его не обидит. И действительно тот его не обидел, но работать заставлял до седьмого пота.

– Запомни, сопля, – бросил он на ходу, заметив однажды шатающегося без дела Базяка, – я деньги плачу за работу, а не за безделье. Это тебе не государственная богадельня.

Как-то раз Базяк попался на мелком воровстве. Его вызвали к всемогущему хозяину. Тот не стал пугать его милицией, не грозил, не кричал, а просто врезал ему по физиономии и высчитал из получки стоимость украденной детали, хотя он и не успел даже вынести ее из мастерской.

– Знай, – миролюбиво завершил воспитательную «беседу» шеф, – на воровстве у меня не проживешь.

Зато оказалось – и в этом Базяк довольно быстро убедился, – прожить вполне можно, если беспрекословно слушать, исполнять и молчать. Ему не раз доводилось слышать обрывки разговоров хозяина с клиентами. А среди них – он знал – были и директора разных предприятий, и довольно высокопоставленные чины Заборува, и даже воеводства. Однако и с ними хозяин держал себя независимо, с достоинством, а порой и нагловато, свысока.

«Услуга за услугу, – случалось, говорил он, когда речь заходила о плате за работу, и коротко пояснял: – Тут не дает мне покоя фининспектор». Или: «Мне нужен паркет…»