Невидимые узы [Литрес]

Он кое-что объяснил коллеге, время от времени поглядывая на ксендза, чтобы не исключать его из разговора. У господина Жоржа был синдром Диогена в очень необычной форме. Судорожное накопительство привело его не к позорному обнищанию, как обычно бывает, а к обогащению – по мнению майора. Он рассказал собеседникам, что провел исследование в Интернете и выяснил, что этот феномен возник во время войны. Нужда заставляла людей ничего не выбрасывать, даже отходы, которые можно было использовать повторно. В наши дни данным синдромом страдают изгои общества, живущие в нищете.

Понимание могло смягчить некоторые явления, могло помочь отстраниться, вернее, подняться над ними. Это было сродни вскрытию: чтобы не замечать кошмара, попытайся понять внутреннее устройство.

Книги были повсюду: стопки стояли вдоль стен, от пола до потолка, толстые фолианты служили контрфорсами. Создавалось впечатление, что господин Жорж оклеил стены комнаты книгами, и нагромождение образовало удивительные обои со сложным рисунком, от которого кружилась голова. Под кроватью тоже лежали книги. Как скорлупа, как плацента тщательно организованного беспорядка. Замкнутое пространство не давило на психику, атмосфера странным образом защищала.

Сколько их было? Сотни? Тысячи? Неужели хозяин прочел их все? Это казалось невозможным. У каждого заядлого читателя с обсессивно-компульсивным расстройством имелась своя СКП – Стопка К Прочтению. Она никогда не уменьшалась, ее то и дело «достраивали», для чтения она была примерно тем же, чем желание является для наслаждения. Как же попали сюда эти книги?.. Делестран повернулся к священнику.

– Как давно господин Жорж занимает эту комнату? – Майор неосознанно употребил глагол в настоящем времени.

– Около трех лет.

– И вы не знали… – Делестран не нашел слов и обвел рукой помещение.

– Я знал, что он много читает, у него всегда были с собой книги. Если помните, он обучал некоторых прихожан французскому, такова была его работа в доме нашего Господа… Но я, конечно же, и вообразить не мог подобное нагромождение.

Делестран на мгновение закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Он был не в силах признаться отцу Вацлаву, что тот ничего не понял. Господин Жорж, безусловно, не был коллекционером – он исчерпал пределы возможного.

– С вашего разрешения мы с коллегой оглядимся тут. Не хочу отнимать у вас время; мы, конечно, не будем просматривать каждую книжку, но обыщем шкаф и письменный стол.

– Поступайте, как считаете нужным, господин майор.

– Бомон, тебе – шкаф, мне – стол.

– Принято, шеф.

Делестран двигался медленными осторожными шажками, глядя под ноги, и то и дело наклонял голову то на один, то на другой бок до жжения в затылке, чтобы прочесть названия и фамилии авторов на корешках. Бомон поступала так же. Книжный шкаф напоминал фотоальбом: «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты…» Трудно за считаные минуты составить опись, но представление следователи составили: никакого классифицирования по жанрам, много романов, несколько эссе, биографии и рассказы о путешествиях – в основном классическая литература – умерших авторов и нескольких современных писателей. Господин Жорж не увлекался детективами, зато имел в своей «библиотеке» всех великих: французов и русских, англичан и американцев, немцев и греков. Некоторые имена были совершенно незнакомыми, другие вызывали смутные воспоминания. Обоих сыщиков охватил неожиданный стыд за собственное невежество.

Делестран, привыкший к вторжению в частную жизнь сограждан, сейчас чувствовал себя незваным гостем. Он осторожно продвигался к письменному столу, Бомон уже открыла дверцы шкафа, а отец Вацлав наблюдал за ними из коридора.

* * *

Бомон наткнулась на тайник: около десяти бутылок коньяка на дне шкафа. В левом углу – четыре пустые бутылки, в центре полки – одна, полная на две трети, а в правом углу выстроились в два ряда пять запечатанных. Лейтенант обыскала карманы аккуратно развешанной на плечиках одежды – и ничего не обнаружила. На полках все лежало по-военному аккуратно, складкой в одну сторону, так что вещи не заступали за ранжир. Чувствовался аккуратизм бывшего вояки, помешанного на порядке даже в скудости. Контраст с грудами лежащих повсюду книг поражал воображение. В одном и том же человеке внутренняя суровость легко сосуществовала с окружающим беспорядком.