Невидимые узы [Литрес]

Клиника Нотр-Дам-де-Лоретт, Париж, 9-й округ. Я жду тебя. Торопись.

К этому письму я прилагаю фотографию, которую ты сделал, когда я спускалась с большой ивы. Молодая женщина, которой я была, ждет тебя, мой ангел, чтобы испустить последний вздох. Торопись же, торопись!

Под текстом стояла подпись: «Матильда».

Продолжая читать, Делестран все ближе подходил к кровати и в конце концов сел, придавленный смыслом этих слов. Закончив, он отдал оба листа Бомон, чтобы она тоже прочла. Майор был не в состоянии вымолвить ни слова и несколько долгих минут даже не шевелился, оглядываясь вокруг, и ничто не могло вывести его из этого странного оцепенения. Нужно было просто подождать. Так бывает с боксером, рухнувшим на помост после ударов в подбородок или печень. Очнувшись, майор обнаружил, что в комнате на стене нет распятия…

Бомон убрала письмо обратно в конверт, аккуратно сложив оба листа. Чтение тронуло ее меньше, чем Делестрана. Другое поколение, другая чувствительность…

– Командир?

Она вернула его в реальный мир.

– Кое-чего не хватает…

Делестран молча ждал продолжения.

– Фотография. Вы ее нашли? Она должна была лежать в конверте.

– Ты права, но ее не было.

– Только б ему не пришло в голову спрятать снимок в одной из книг, иначе мы останемся здесь надолго.

– Да, и потом… – Делестран колебался. – Так ли уж необходимо ее искать? Мы до сих пор не знаем, как умер наш друг.

Слово было произнесено совершенно естественно и не удивило Бомон. Нередко в ходе расследования полицейские мысленно сближаются даже с преступником…

– Что будем делать?

– Опечатаем комнату.

Они еще несколько минут обыскивали жалкое имущество, но без фанатизма, почти наступая друг другу на пятки. Отец Вацлав молча наблюдал, изображая досаду – его не посвятили в содержание письма! – но широко улыбнулся, провожая их к выходу. Он как будто чувствовал облегчение и поблагодарил полицейских за визит, добавив с рассчитанной доброжелательностью, что им всегда будут рады в доме Господа.

– Никогда не бывает слишком поздно, – заключил он, и раздосадованный Делестран ответил, что вернется с единственной целью – снять печати, но сообщит о дате похорон.

Они обменялись холодным, но крепким рукопожатием.

На обратном пути Бомон поддразнила начальника:

– У тебя проблемы со Всевышним?

– Не с ним. С Его наместниками на Земле.

– Оно и видно! Думаю, отец Вацлав все понял правильно, хоть и обрадовался до ужаса нашему уходу.

– Скажи, что я не был непочтителен, успокой меня.

– Не волнуйся, не был. Ты был тверд, но куртуазен, как принято говорить в высших кругах. Может, чуточку слишком наседал на беднягу, – заключила она, озорно сверкнув глазами.

– Мы уже не в храме, и я могу признаться. – Делестран сделал серьезное лицо. – Я не доверяю слишком милым людям, они всегда что-то скрывают… – Он посмотрел на часы – 12:30. – Ладно, позвоню в отдел, и пойдем пообедаем. Я тебя приглашаю. У меня от всей этой страннейшей истории разыгрался аппетит!

4

Они вошли в кафе на улице Сен-Рош. Официант вознамерился посадить их у окна, но Делестран направился в «слепую зону» – не в глубине, а в срединной части зала, – опустился на стул и прислонился к стене. Он всегда выбирал место с учетом потенциальной опасности, чтобы иметь полный обзор помещения. Это был рефлекс: майор постоянно, как зверь, упреждал угрозу, чтобы видеть, как она приближается, и не позволить никому застать себя врасплох. То, что могло сойти за инстинкт, было психологической привычкой. У Бомон не было выбора – ей пришлось довольствоваться длинным горизонтальным зеркалом, висевшим над плечом шефа, в котором она видела содержимое тарелок в руках официантов и могла выбрать, не заглядывая в меню, которое изучал Делестран.

Когда подошел официант, решение было уже принято. Филейная покромка с картошкой-фри и без салата, уточнил майор; «Леффе» [17], лимонный пирог с меренгами, теплый перигорский салат, кока-кола и шоколадный мусс для лейтенанта. В ожидании еды они обменивались впечатлениями об утренних событиях. Бомон ограничивалась фактами, Делестран был склонен порассуждать о личности Жоржа Бернара. Он называл его по имени, Виктуар использовала слово «жертва». Но жертва чего? Только вскрытие позволит узнать больше.

Делестран усматривал череду совпадений, которые, будучи соединенными, позволяли усмотреть зло более глубокое, чем случайное падение. Он не мог поверить, что человек вроде Жоржа Бернара мог погибнуть так глупо, несмотря на весь свой богатый жизненный опыт. Человек его закалки мог бы умереть в одиночестве, но не униженным. Бомон не дала смутить себя тем, что Делестран называл латеральностью [18], словом, унаследованным от прежних времен, которое все чаще забывали во время расследований: требовалось работать быстро, на результат, и все разучились делать дело не торопясь.