Делестран, привыкший задавать вопросы, а не отвечать на них, почувствовал себя неуверенно, произнес «да», что было и так понятно, потом добавил, желая вернуть себе первенство в разговоре:
– Я говорю всем новичкам в группе, что люблю искренние отношения, госпожа Рибо, в этом случае люди всегда откровенны друг с другом.
– Мне нравится такой принцип, майор.
Клер приняла протянутую сыщиком руку, чтобы скрепить соглашение, и в этот момент вернулась Виктуар с материалами для психолога. Она поняла, что пропустила часть разговора, но удовлетворилась достигнутым результатом.
5
Их постигла очередная неудача. Группа потратила массу энергии, а вернулась ни с чем. Делестран был мрачен и не скрывал разочарования. Они несколько часов колесили по трем гипотетическим маршрутам между домом Элеонор Бельфон на улице д’Омаль и ее тренажерным залом на улице Клиши. Сначала это напоминало игру, потом усталость превратила банальный опрос соседей исчезнувшей женщины в испытание на выносливость. В конце концов стало унизительно обращаться к людям, занятым своими делами, украдкой предъявлять трехцветные карточки, чтобы успокоить их, кратко излагать многократно повторенную историю, а потом совать под нос фотографию, которую те рассматривали и отрицательно качали головой. Им попадались разные парижане – от насмерть перепуганного, пытающегося сбежать от «якобы полицейских» до юродивого, знающего о жизни квартала все, кроме того, что требовалось сыщикам. Отвязаться от него оказалось непросто.
Делестран терпеть не мог опросы и проводил их только для очистки совести. Делать это требовалось методично, ничему не позволяя проскользнуть между ячейками невидимой сети, которую они образовывали все вместе, разойдясь на расстояние нескольких метров. В ходе нудной оперативной работы перед ним неизбежно возникал образ лестницы. Он начал с самого верха в надежде на удачный улов, на каждой ступеньке сталкивался с реальностью и оказался на дне пропасти, ничего не добившись. Иногда майор ощущал, что становится кем-то другим, превращается в коммивояжера или просителя, и жаждал поскорее закончить. В подобных обстоятельствах он сам себя принижал по непонятной причине. Почему? Боялся заката жизни? Майор никогда никому этого не объяснял, даже жене. Держал этот жуткий страх при себе.
Нужно немедленно переключиться на что-нибудь другое…
Он сказал сотрудникам, что займется протоколом, отправил их по домам, а сам остался в кабинете, чувствуя искушение выпить коньяку, но удержался. Во второй половине дня у него возникло еще одно желание – возникло и усилилось… на пару с разочарованием. Он посмотрел на часы – было 20:00 – и взялся за телефон, чтобы позвонить жене. Она в очередной раз поужинает в одиночестве, приготовив ему тарелку с едой, которую останется только разогреть в микроволновке. Жена никогда не задавала вопросов, и Делестран очень это ценил. Когда люди долго и счастливо живут вместе и не любопытничают, это свидетельствует не об отсутствии интереса друг к другу, а о взаимном уважении и приязни. Майор пообещал вернуться не очень поздно, что означало: «Сегодня мы будем спать в одной постели, я только встречусь с одной старой знакомой…» Других объяснений не требовалось.
Если подумать, у полицейских странная профессия. Начинаешь день с трупа, потом идешь в церковь в надежде пролить свет на личность жертвы, общаешься с нормальными людьми на улицах и, наконец, прежде чем вернуться домой, «навещаешь» проститутку, предупредив звонком жену!
Напоследок Делестран прочел протокол допроса, составленный полицейскими, которые вместе с ним были в саду Тюильри. Документ принесли днем, в его отсутствие, и просто положили на стол, ничего потом не сказав. В документе описывалась проведенная проверка и назывались фамилии опрошенных.
Написано гладко, читать приятно. Делестран отметил в меру изысканный подбор слов и элементы атмосферности, придававшие документу особую прелесть. Составитель сделал ему приятный сюрприз. Капрал сдержал слово и получил ответ на вопрос, почему старушка-англичанка так настаивала, чтобы в протоколе отметили время 20:48. Оказывается, у нее имелась одна странная привычка. Зимой и летом Агата Грэм открывала ставни на рассвете и закрывала их на закате – пунктуально, с точностью до минуты. За эту манию она цеплялась после смерти мужа, случившейся пять лет назад. Делестрана всегда поражали эти вкрапления странностей в характерах сограждан, их источник казался ему неисчерпаемым.
«Летом Агата обязательно отдыхает днем, чтобы продержаться до заката», – подумал Делестран, улыбнулся и почувствовал, что скоро захочет есть, но прежде нужно нанести еще один визит.
Он знал, что найдет ее на углу улицы Виньон и бульвара Мадлен, в серой «Ауди А3» с включенными аварийными огнями.