Это было произнесено с такой безусловной искренностью, что Клер растрогалась, хоть и не привыкла к принуждению. Она нашла номер и позвонила Филиппу Пивто.
В длинном коридоре, ведущем к кабинету, Делестран почувствовал облегчение. Ему показалось, что произошло нечто новое, что-то щелкнуло. Они еще не всё знают. От них что-то скрывают, не позволяя видеть яснее. Не имеет значения, в чем именно заключается секрет, одного его существования достаточно, чтобы начать действовать… Он понятия не имеет, что это может быть, но скоро узнает. Однозначная реакция психолога убедила его в возможных последствиях для расследования.
Он налил себе чашку кофе, оставив в кофейнике достаточно черной жидкости, чтобы не пришлось мыть посуду. Бомон подошла, надеясь услышать, состоялась ли «встряска». Ее беспокойство рассеял веселый взгляд шефа. Он вкратце пересказал ей состоявшуюся беседу, уделив больше внимания секрету, который любым способом требуется узнать.
– Думаешь, дело в супружеской измене?
– Это первое, что приходит в голову. Но мне не хочется обременять мозг гипотезами. Скоро мы всё узнаем. Я жду звонка от Клер и – главное – прихода Филиппа Пивто, на этот раз без пивного скандала!
– Вот, значит, как – она больше не психолог, а Клер!
– К чему ты это сказала?
– Да так…
– Думаю, она может нам пригодиться.
– Только и всего?
– Не совсем так. Я вижу, ты верна женской солидарности. Но со словами действительно нужно быть осторожнее. Скажем так: я подумал и, возможно, изменил… предубеждение касательно ее присутствия в отделе. Устраивает такая формулировка? Ты довольна?
Виктуар кивнула и вышла из кабинета, оставив Делестрана наедине с собственным признанием. Оно было явно не в его стиле.
Сыщик не мог просто сидеть и ждать звонка психолога. Нужно воспользоваться порывом вдохновения. Он посмотрел на часы – 09:30, мгновение колебался, потом решительно снял трубку и набрал прямой номер заместителя прокурора госпожи Делерман. Она собиралась на встречу с судьями, чтобы обсудить события, случившиеся за выходные. Они с майором хорошо знали друг друга, в разговоре быстро переходили к сути дела, и Делерман поняла, что раз Делестран звонит рано утром в понедельник, значит, на то есть веская причина.
– Слушаю вас, майор.
– Как дела с запросом о снятии профессиональной тайны в Национальный центр доступа к данным личного происхождения?
– В конце прошлой недели я получила рапорт вашей коллеги, лейтенанта Бомон. Сначала она позвонила. Я немедленно направила обоснованный запрос руководству Министерства здравоохранения. Он в стадии обработки, колесики закрутились, майор, но вы, как и я, знаете, что в разных ведомствах по-своему понимают срочность.
– Потому-то я и звоню вам, мадам. Можете надавить на них?
– У вас появились новости?
– Нет, мадам. Вам я сообщил бы первой.
– Тогда к чему подобная спешка?
– Это непросто объяснить. Знаю, ваше время драгоценно, но дело вот в чем. У нас в работе еще одно расследование, объединяющее три подозрительных исчезновения, первое случилось в середине марта. Мы проводим повторные следственные действия по поручению, выданному судьей Ролланом.
– Да, я помню, вы коротко об этом упоминали. Все еще буксуете?
– Есть шанс узнать семейную тайну, касающуюся одной из пропавших женщин, что поможет нам перестать пробуксовывать, как вы выразились.
– Шанс?
– Недавно нашей службе выдали психолога. Клер Рибо отвечает за поддержку жертв и их близких. Такая вот новация… Во время консультации или беседы – не знаю, как правильно это назвать, – она узнала от мужа пропавшей женщины то, о чем он умолчал на допросах. Мадам Рибо постарается убедить этого человека довериться нам. Если все пойдет как надо, он будет в моем кабинете с минуты на минуту.
– Очень хорошо, Делестран, но как это связано с нашим делом?
– Никак, если не считать профессиональной тайны. Нам возражали более решительно, поскольку и в том, и в другом деле камень преткновения – профессиональная тайна. Вы же знаете нас, легавых…
– Вы, часом, не стали суеверным, Делестран?
– Некоторые мои коллеги, может, и заразились, но не я. Чем скорее будет снята печать секретности, тем скорее мы вернемся к работе по делу Жоржа Бернара: мы и здесь подзастряли.
– Хорошо, я все поняла. Позвоню сразу после совещания, чтобы ускорить рассмотрение запроса. И не забуду о политесе, вы меня знаете. Не хочу все испортить. У нас получится, майор.
– Я вас не благодарю, госпожа Делерман.
– Я тоже, майор.
Они одновременно положили трубки, еще раз уверившись в неизменном профессиональном сообщничестве. Именно Делестран первым употребил иносказание «я вас не благодарю», сопроводив его еще одной фразой, чтобы она правильно поняла его: «Мы благодарим людей, которых не хотим больше видеть, поэтому я не благодарю вас». Зампрокурора нашла антифразу забавной. Она стала их своеобразным паролем, вносившим разнообразие в повседневную жизнь.