Невидимые знаки (ЛП)

— Не путай грусть с яростью. И не обращай свою злость на тех, кто больше всего о тебе заботится. — Я никому об этом не говорил. Я даже не извинился перед отцом за то, что был таким говнюком.

Мое сердце сжалось. У меня никогда не было смелости поговорить о своих поступках. И теперь у меня никогда не будет шанса обнять отца и сказать, что я сожалею. Я оставил его, когда он нуждался во мне больше всего. Он не только потерял жену, он потерял и сына.

Дважды.

Я не могу.

Я больше не могу оставаться в море.

Я пробрался сквозь воду и вывалился на песок.

Как только мог, я перемещался, прыгая с помощью костыля, игнорируя боль, и оставив остальных позади.

Я не оглянулся назад.

Жизнь никогда не дает больше испытаний, чем ты сможешь вынести. У жизни самое больное чувство юмора.

Иногда веселое. Иногда грустное.

Но нужно двигаться вперед. Ключом к выживанию является смех, когда все становится плохо и хочется плакать, когда все становится хорошо.

Я недостаточно плачу.

Я много смеюсь.

Взято из блокнота Э.Э.

…

Я ВИДЕЛА, КАК ОН уходит.

Как могла не увидеть?

Я все прекрасно осознавала, каждый раз, когда он смотрел на меня. Я напрягала слух, чтобы подслушать его с Коннором разговор. И я попыталась разделить свое сознание между помощью Пиппе и тем, что Гэллоуэй делал позади меня.

Это не сработало.

Лоб Пиппы на ощупь как пылающее дневное солнце, а губы были сухими и потрескались от обезвоживания. По крайней мере, море помогло. Соленая вода превратила ее рану из ярко-красной, покрытой корочкой, в бледную и опухшую.

Коннор ушел после Гэллоуэя. Двое мужчин — один ковыляющий, как древний воин, а другой энергичный, идущий вслед за своим новым кумиром.

Я не двигалась, качаясь на волнах.

Пиппа коснулась моей руки.

— Я хочу пойти к ним.

— Я тоже.

Мне хотелось бы знать, что такого сказал Коннор Гэллоуэю, что его так вывело из себя, и что он скрывал. Я хотела так много знать, но сомневалась, что когда-либо узнаю, потому что секреты занимали слишком много места, без возможности поговорить.

Наш остров не был крошечным, но отношение Галлоуэя заняло большую часть пространства, заражая пляж презрением.

Взяв Пиппу за руку, я вывела ее из океана.

Горячее солнце опалило мою кожу, отчего капли на моем позвоночнике мгновенно высыхали. У меня не было с собой защитного крема от УФ-излучения или предотвращения солнечных ожогов. В конце концов, я возвращалась домой, а не ехала в отпуск.

Дом.

Господи, все бы отдала, лишь бы оказаться дома.

Пиппа отпустила мою руку и бросилась вперед. Мой взгляд упал на наши разбросанные вещи, ненавидя отсутствие умений и опыта. Как я могу превратить несколько подушек безопасности от вертолета, пластиковую обертку и другие мелкие детали в пищу и укрытие?

Гэллоуэй прислонился к бревну, немножко успокоившись, чтобы продолжить разговор с Коннором. Они замолчали, когда подошли мы с Пиппой.

Галлоуэй отказывался встретиться со мной взглядом. Что-то изменилось. Он казался обозленным и уязвимым одновременно. Но как бы там ни было, он направил свою агрессию на себя, а не на меня.

Отжав волосы от морской воды, я сказала.

— Я должна наложить шину на твою ногу.

— Я справлюсь.

Я хлопнула руками по бедрам. Мне было все равно, что я стояла перед ним в нижнем белье. Мне было плевать, что кружево просвечивало мои интимные части тела. Все, что меня беспокоило — это заставить его принять помощь, при этом не ненавидя тех, кто помогает.

— Ты идиот, если так думаешь.

Я подошла к границе леса и взяла длинную палку, которую нашла ранее. Хорошо, что еще одна ветка лежала поблизости, такой же длины и толщины.

Две будет лучше, чем одна.

Взяв обе, я зашагала назад.

Никто не сказал ни слова, когда я наклонилась над сломанной ногой Гэллоуэя (естественно, в песке). Он наблюдал, как я взяла швейцарский армейский нож и порезала оставшуюся часть моей майки на полоски. Я с грустью наблюдала за стразами, которые упали на песок с безжизненным блеском.

Когда у меня было шесть полосок ткани, я поместила одну палку с правой стороны голеностопного сустава и голени Гэллоуэя, а другую слева. Я осторожно стряхнула песок с его ноги, проигнорировав то, как мышцы напрягались под моими прикосновениями. Когда нога была достаточно чиста, я сказала Коннору:

— Подойди, пожалуйста, и подержи эти ветки.

Коннор вскочил и сделал, как я просила.

Благодарно улыбнувшись, я убрала упавшие на лицо волосы и посмотрела на лодыжку Галлоуэя. Мой желудок сжался от мысли, что я собиралась сделать.

Будет больно.

Очень сильно.

— Черт.

Гэллоуэй вздрогнул.

— Что такое?

Я указала на грубую кору ветки.

— Будет тереть. Мне нужно что-то, чтобы обернуть вокруг твоей ноги.

— Если хочешь, можешь разрезать Гэлнсы.

— Они могут понадобиться, это твоя единственная пара.