Невидимый страж

— Я все равно счастлив, что вы поймали этого подонка. Я знаком с его женой и знал эту девочку в лицо. Надо быть чудовищем, чтобы причинить боль такому милому созданию, как она. Этот тип конченый мерзавец. Надеюсь, в тюрьме ему воздадут по заслугам, — произнес Виктор с непривычной для него восторженностью в голосе.

— Мерзавец, говоришь? — взвилась Флора. — А они что же? Если честно, эти девки сами на это напросились.

— Как ты можешь так говорить? — оборвала ее Роз.

Она была так возмущена, что впервые за время ужина обратилась прямо к сестре.

— Что значит как я могу так говорить? Кто запретит мне утверждать, что это еще те девчонки? Я уже видеть не могу, как они одеваются, как они разговаривают и как себя ведут. С виду они настоящие проститутки. Стыдно смотреть, как они ведут себя с мальчиками. Признаюсь честно, когда я перехожу площадь и вижу, как они, словно последние шалавы, почти сидят на них верхом, меня не удивляет, что с ними такое случается.

— Флора, то, что ты говоришь, это настоящее варварство. Ты и в самом деле оправдываешь того, кто убивает этих девочек? — воскликнула тетя.

— Я его не оправдываю, но само собой понятно, что если бы они были хорошими девочками, из тех, кто возвращается домой к десяти часам, с ними ничего подобного не произошло бы. А если они провоцируют мужчин всем своим видом, то я не скажу, что они этого заслуживают, но, разумеется, этого следовало ожидать.

— Флора, ты отдаешь себе отчет в том, что ты говоришь? — произнесла Амайя, недоверчиво глядя на сестру.

— Я говорю то, что думаю. Или вы считаете, что они стали святыми только потому, что умерли? Я ведь имею право на собственное мнение? Или уже нет?

— Этот тип, который убил свою дочь, настоящий сукин сын, — внезапно заявил Виктор. — И тому, что он сделал, нет оправдания.

Все посмотрели на него, удивленные страстностью, с которой он это произнес. Это было на него совершенно не похоже. Но больше всех была поражена Флора.

Амайя воспользовалась этой возможностью.

— Флора, Йохану убил и изнасиловал ее собственный отец, ее отчим. Она была примерной девочкой, которая хорошо училась в школе, скромно одевалась и в десять часов всегда была дома. Ей причинил боль тот, кто должен был о ней заботиться. Возможно, именно это делает его преступление еще более ужасным. Это просто не укладывается в голове. То, что боль причиняет человек, обязанный проявлять заботу, ужасает меня до глубины души.

— Ха-ха-ха! — делано рассмеялась Флора. — Вот мы и приехали! Ну конечно, иначе и быть не могло! Мы откопали душевные травмы из американского кино. «Тот, кто должен был меня защищать, причинил мне боль», — произнесла она, имитируя детский голос. — Что? Бедняжка Амайя, у нее детская травма. Но позволь мне кое-что тебе напомнить, сестренка. Ты тоже не защитила ее, когда она в этом нуждалась.

— О ком ты говоришь? — спросил Джеймс, беря жену за руку.

— Я говорю о нашей матери.

Роз покачала головой, ощущая, как нарастает напряжение в комнате.

— Да, о нашей несчастной престарелой и беспомощной матери, очень больной женщине, нервы которой в какой-то момент сдали. Всего один раз, но этого оказалось достаточно, чтобы вся семья от нее отвернулась, — произнесла Флора, исполнившись негодования.

Прежде чем ответить, Амайя внимательно посмотрела на нее.

— Это неправда, Флора. Ама продолжала жить, как и раньше. Чья жизнь изменилась, так это моя.

— Почему ты перебралась жить к тете? Тебя это устраивало. Ты всегда этого хотела. Делать все, что тебе вздумается, и не работать в кондитерской. Ты хорошо устроилась, а ама всего лишь совершила ошибку, всего одну, это был несчастный случай…

Амайя выдернула руку, которую Джеймс сжимал обеими ладонями, и закрыла ею лицо. Она сделала глубокий вдох и очень тихо заговорила:

— Это не был несчастный случай, Флора. Она хотела меня убить.

— Ты всегда любила все преувеличивать. Она мне все рассказала. Она дала тебе пощечину, и ты упала, ударившись о железный стол для замешивания теста.

— Она напала на меня со стальной скалкой, — ответила Амайя, не отнимая руку от лица. Боль, заключавшаяся в ее словах, передалась и ее голосу, который задрожал, как огонек свечи перед тем, как потухнуть навеки. — Она ударила меня по голове и сломала пальцы на руке, которой я пыталась защититься, и продолжала бить меня, когда я уже лежала на полу.

— Ложь! — закричала Флора, вскакивая на ноги. — Ты лгунья!

— Сядь, Флора, — решительным голосом приказала ей Энграси.

Флора села, не сводя глаз с Амайи, которая продолжала закрывать лицо обеими ладонями.

— А теперь выслушай меня, — продолжала тетя. — Твоя сестра не лжет. Врачом, которого вызвали к Амайе в ту ночь, был Мануэль Мартинес, тот самый, который также лечил и твою мать. Он порекомендовал не возвращать Амайю домой. В тот раз Амайе удалось выжить, но мать ее чуть не убила. Она провела в моем доме несколько последующих месяцев и не выходила на улицу, пока ее раны не зажили, а волосы не отросли.