Невидимый страж

Странная тишина, объявшая ее тело, изнутри казалась почти оглушительной, но позволяла ей слышать все остальные звуки вокруг. Раз за разом падающая на лист железа капля воды. Усилие, с которым кто-то настойчиво дергал за ее безжизненные руки и ноги. Хриплое и учащенное дыхание. Шепот… Возможно, приближающаяся опасность. Но это уже не имело значения, потому что все окончилось. Смерть положила конец всем страхам, и осознание этого сделало ее почти счастливой, потому что она была мертвой девочкой в белой могиле, и рядом с ней кто-то запыхался от усилий, необходимых для того, чтобы ее похоронить.

Земля была мягкой и ароматной. Она теплым и рыхлым покрывалом укутывала ее остывшие члены. Она подумала, что земля милостива к усопшим. Чего нельзя было сказать о том, кто ее хоронил. Он забрасывал пригоршнями пыли ее руки, ее рот, ее глаза и нос, засыпая ее тело, пытаясь скрыть ото всех этот ужас. Земля просыпалась ей в рот и превратилась в плотную вязкую глину. Она прилипла к ее зубам и коркой засохла на губах. Она проникла ей в нос, забивая носовые полости. А затем, несмотря на то что она считала себя мертвой, она вдохнула эту милостивую землю и закашлялась. Пригоршни земли начали все чаще падать ей на лицо, сопровождаемые сдавленным криком. Этот панический крик издавало безжалостное чудовище, которое ее хоронило. Земля ее белой могилы забила ей рот, но она все равно в отчаянии закричала:

— Я ведь только девочка, я ведь только девочка!

Но ее рот был залеплен глиной, и слова не смогли прорваться сквозь границу зубов, опечатанных мучным клейстером.

— Амайя, Амайя, — тряс ее за плечо Джеймс.

Она смотрела на него, все еще объятая ужасом, но уже ощущая, как она выныривает из сна. Как будто скоростной лифт стремительно поднимал ее на поверхность из бездны, в ловушке которой она очутилась, одновременно заставляя ее забыть все подробности кошмарного сновидения. Когда она посмотрела на Джеймса и смогла ему ответить, в ее памяти сохранилось лишь воспоминание об ужасе и об удушье, которые, тем не менее, преследовали ее всю оставшуюся ночь и напоминали о себе даже утром. Джеймс ласково гладил ее по голове, и его ладонь нежно скользила по волосам.

— Доброе утро, — прошептала Амайя.

— Доброе утро. Я принес тебе кофе, — с улыбкой ответил Джеймс.

Привычка пить кофе в постели сохранилась у Амайи еще со студенческих времен, когда она жила в Памплоне, в ветхой квартире без отопления. Она вставала, чтобы приготовить себе кофе, и возвращалась с ним в постель, чтобы насладиться им, укутавшись в одеяло. Согревшись, она ощущала себя достаточно проснувшейся для того, чтобы выскочить из постели и стремительно одеться. Джеймс никогда не завтракал в постели, но потакал привычке жены и каждый день, прежде чем ее разбудить, готовил ей кофе.

— Который час? — спросила она, потянувшись к лежащему на тумбочке телефону.

— Полвосьмого. Успокойся, ты никуда не опаздываешь.

— Я хочу поговорить с Роз, прежде чем она уйдет на работу.

Джеймс досадливо покачал головой.

— Она только что ушла.

— Вот черт, это было важно. Я хотела…

— Возможно, так даже лучше. Мне она показалась спокойной, но я думаю, что будет мудрее оставить ее на несколько часов в покое, чтобы она окончательно пришла в себя. Сегодня вечером ты сможешь с ней поговорить, и я уверен, что к этому времени жизнь вернется в свое привычное русло.

— Ты прав, — согласилась Амайя. — Но ты же меня знаешь. Я предпочитаю решать проблемы, не откладывая их в долгий ящик.

— В таком случае пей свой кофе и решай проблему вот с этим мужем, который чувствует себя заброшенным.

Она поставила чашку на столик и потянула Джеймса за руку. Он, рассмеявшись, упал на нее.

— Вот, все решено!