Невилл Чемберлен

«В данный момент, осенью 1934 года, нет никакой непосредственной угрозы нашей безопасности, — полагал Чемберлен. — Но есть общее предчувствие будущей угрозы, будет ли это вопросом 2, 3, 5, или 10 лет, или четверти века, когда подобное сможет произойти, но угроза эта будет исходить из Германии»[275]. Прогерманские чувства премьер-министра Великобритании были весьма преувеличены советской историографией. Но не было в нем и воинственной германофобии, за что он получал упреки от Леопольда Эмери, своего старого друга, в робости, нудности и безынициативности. У Эмери всегда имелось свое особое мнение по любому вопросу, правда, к великому сожалению для него же, его мнение не всегда представляло интерес для других.

Сознавая, на какой зыбкой почве стоит мир в Европе, Невилл Чемберлен вряд ли имел другой выбор, чем путь исключительно аккуратных, неспешных действий. Начав проверять отечественную обороноспособность, Чемберлен пришел к выводу, что войны с Германией и Японией одновременно Британская империя не выдержит. Обеспокоенный таким положением вещей еще в 1934 году, он уже тогда начинает лоббировать заключение пакта о ненападении с Японией, поскольку в случае войны помощь со стороны Соединенных Штатов виделась ему весьма и весьма призрачной: «Американцы в основном стремятся убедить своих людей, что они не собираются быть вовлеченными в выполнение каких-либо обязательств в любой другой части мира»[276]. Форин Оффис вновь не поддержал его «смелого и оригинального»[277], по собственным словам Чемберлена, решения.

Зато Чемберлен поддержал решение министра иностранных дел Саймона ехать в Берлин в 1935 году, с ним отправился в качестве «партийного торийского комиссара» и молодой Энтони Иден (в будущем, в 1955–1957 годах, премьер-министр Великобритании). Но кроме устных договоренностей с Гитлером о том, что все вопросы в Европе должны быть решаемы мирно, эта встреча ничего не принесла. Определенным шагом стало лишь подписание летом 1935 года военно-морского англо-германского соглашения, согласно которому флот Третьего рейха по численности мог теперь составлять 35 процентов от флота Британской империи. Соглашение означало для рейха признание Великобританией несправедливости Версальского договора, который ограничивал германские военные силы, то есть фактический отказ от этого договора.

Не будем забывать, что Невилл Чемберлен тогда, в 1935-м, был канцлером Казначейства (то есть министром финансов) и внешнюю политику определять не мог. Занимался дипломатией на тот момент еще относительно здоровый Рэмзи МакДональд. После январского франко-итальянского соглашения, направленного против ремилитаризации Германии и в защиту Австрии (была признана ее независимость), британский премьер-министр в апреле 1935 года инициировал встречу трех глав государств — Великобритании, Франции, Италии — в формате Стрезской конференции (названной по итальянскому городку Стреза, где состоялась встреча). Таким образом, МакДональд с французским премьером Фланденом и итальянским дуче Муссолини создали так называемый «Фронт Стрезы».

В основе этой внешнеполитической линии лежала теория создания противовесов. Теперь Британия, Франция и Италия составляли противовес Германии, которая, в свою очередь, как предупреждал еще в начале 1934 года французский министр Барту, могла бы заключить пакт с Советским Союзом, что спустя пять лет и произошло. Так или иначе, политика противовесов чревата тем, что создание нескольких источников силы рано или поздно может привести к возникновению нескольких же враждующих лагерей, и это, собственно, позже и случилось.

Чемберленовская схема создания «международной полиции» и сотрудничества сразу шести европейских государств была куда более здравой. Несмотря на все потенциальные угрозы, исходившие от рейха, договариваться с ним о стабилизации ситуации было не то что возможно, а просто необходимо. Если даже отбросить все моральные аспекты, останавливало Британию от воинственной политики следующее: а) слабейшее состояние ее собственной армии; б) решительный отказ доминионов и колоний поддерживать метрополию в случае европейской войны.

Об этих простых на первый взгляд факторах почему-то забывали такие политики, как Леопольд Эмери, Уинстон Черчилль и К°. Внешнеполитическая линия, которую отстаивал Чемберлен, была более естественной для островной страны, ослабленной предыдущей войной, а также имевшей серьезные внутренние проблемы[278]. Можно было найти союзников для создания своего лагеря силы, но это бы угрожало возможной будущей военной развязкой, чего Британская империя позволить себе не могла. Однако в итоге именно такая политика, которой опасался Чемберлен, позже и разрушила Империю.