Наутро после бурной ночи, за которую я испытала оргазм далеко не единожды, я проснулась одна. Со странным ощущением, что что-то изменилось.
Нет, моя тоска и боль не пропали бесследно, но, кажется, мне стало чуть легче дышать.
Перед тем как уйти, Мороз сказал, что отныне я могу беспрепятственно передвигаться по дому. Правда, уточнил, что его кабинет и спальня по-прежнему под запретом. Но все же это и так было значительным послаблением. А еще… Еще в очередной раз доводя меня до исступления, он вдруг замер и хрипло произнес:
— Попроси…
— Пожалуйста, — выдохнула я, слабо соображая, что именно от меня требовалось. Настолько тело было уже на пределе.
— Не так. По имени, давай…
Находясь в шаге от удовольствия, я настолько плохо соображала, что мужчине пришлось пару раз повторить свои слова, прежде чем я рискнула и выдохнула ему в губы:
— Герман… пожалуйста…
Возможно, то, как изменился его взгляд, как подернулся триумфом, мне показалось. Но уже в следующее мгновение я кончила и напрочь забыла о его словах.
До следующей ночи.
Потому что он снова и снова не давал мне достичь пика, пока я не произнесла его имя. Словно оно стало каким-то волшебным ключиком.
Так вот негласно мы перешли на “ты”. Теперь он хоть и использовал порой в обращении ко мне прозвище или безликое “девочка”, но теперь они обретали иной окрас.
Поначалу я опасалась, что, несмотря на уговор, Мороз все же будет пользоваться своей вседозволенностью и станет трахать, когда и где захочет. Поэтому подспудно я ждала такого вот потребительского отношения. Однако нет. Конечно, его нельзя было назвать влюбленным юношей, который бы романтично обольщал меня. Его внимание было обжигающим и будоражащим. Я даже начала привыкать к тому, как порой он становился весьма требовательным и настойчивым любовником. Да, он брал все, что хотел и мог. Но при этом я не оставалась обделенной вниманием и ласками. Наверное, именно это и позволяло соблюдать какое-то негласное равновесие между нами. Я не ждала от него большего, а он в свою очередь не напоминал мне о моем унизительном положении любовницы.
К тому же еще одним ярким пятном была Катюша. Чудо, а не ребенок. Единственное, что омрачало мою радость — времени с ней я проводила куда меньше, чем хотелось бы. А ведь она стала настоящим солнышком для меня.
Улыбчивая, открытая, очаровательная.
Ирина Витальевна хоть и знала о распоряжении Германа, не особенно охотно позволяла мне участвовать в заботах о малышке. Мотивировала это тем, что я молода и неопытна, а она справляется отлично и сама. Спорить с женщиной я не хотела, как и жаловаться на нее. Вполне вероятно, она опасалась, что ее могут заменить, а наверняка работа на такой должности предполагала хорошую зарплату. Поэтому я старалась с пониманием относиться к ее недовольству.
Пока мне не показалось, что няня иногда пренебрегала мерами безопасности. А точнее, я неоднократно заставала картину, когда ребенок был одет не по погоде, или же десткое питание было не совсем подходящим для возраста Кати.
Заикнувшись об этом, я получила весьма строгий выговор от женщины вместе со словами о том, что моя основная обязанность — ублажать Германа, а не следить за тем, как она выполняет свою работу.
Обидные слова меня, конечно, задели. Но что было возразить? По сути, Ирина Витальевна была права — я сама согласилась на роль постельной игрушки хозяина дома. И то, что он не демонстрировал это на каждом углу дома, ничего еще не означало. И все же мне было неспокойно…
Вроде бы я видела, что ничего плохого няня с ребенком не делала, но меня не покидало странное предчувствие. Поэтому я все же решилась на разговор с Германом. И после очередного совместно проведенного вечера рискнула задать вопрос о том, зачем Кате вторая няня, если и первая со всем справляется. Мужчина долго молчал, прежде чем ответить. Мы стояли в душе, и я, честно говоря, уже и не ждала, что он мне все же ответит.
— В тот день, когда я позволил тебе присмотреть за Катей, у няни случился внезапный сердечный приступ. Когда она устраивалась на работу, ее тщательно проверяли. Здоровье в том числе. И ничто не предвещало подобного поворота. Что из этого вышло, ты знаешь. Так что я хочу, чтобы у меня всегда был запасной вариант.
Вроде звучало все логично и здраво, но почему же тогда “запасной вариант” так неприятно царапнул меня? Может, потому что я так и чувствовала себя — запасной? Всю жизнь я была, что называется, в запасе. Сначала в семье — мама в основном доверяла что-то серьезное сестре. Тоже логично — Карина был взрослее. Потом на работе меня мало кто воспринимал всерьез. Даже в том же доме малютки. Хотя я старалась успевать все на уровне с постоянными работниками. Потом этот аукцион…
И вот теперь для Кати я тоже была запасной няней. Как, в общем-то, и для самого Германа — на случай, если хотелось сбросить напряжение.
Неприятное ощущение. Но я сама согласилась на это. Просто чтобы заглушить тоску и боль. И все же с каждым днем я все больше понимала, что ошиблась. Что лучше быть одной, чем вот так…