Невинная для бандита (СИ)

— Мое предложение для тебя в силе, Есения. — Это были первые слова за все время, что я находилась в столовой. Вздрогнув, перевела взгляд на мужчину. Чего он ждал? Что я повторю свое согласие? Или это был намек, что мне надо как-то расплатиться с ним за разрешение поехать в больницу?

— У меня ведь нет выбора по-настоящему, да? — дошло до меня спустя минуту.

Мороз многозначительно молчал и терпеливо ждал моего ответа. Хотя чему тут было удивляться? Он ведь предельно ясно озвучил свою позицию относительно меня.

По-хорошему стоило бы как следует все обдумать. Ради чего теперь мне было оставаться? Не было ни одной причины. Надо было бежать из этого дома. Если бы только у меня были силы и хоть какие-то эмоции, кроме бесконечной тоски.

Но здесь и сейчас я была настолько измотана ощущением предательства и болью потери, что холодное, стылое равнодушие полностью заполнило мою душу.

Мне было все равно. Был лишь один вопрос, который еще хоть немного волновал меня…

— Мне незачем оставаться, — тихо ответила я. — Но и идти по сути некуда и не к кому. Однако если вы позволите, я бы хотела заняться организацией похорон для мамы. Потом я выполню все, что захотите…

Я не смотрела на Германа. Не хотела видеть его снисходительного, насмешливого взгляда. К сожалению, средств на похороны у меня не было. Деньги за аукцион получила Карина. И раз уж она не потратила их на лечение для мамы, вряд ли даст для того, чтобы достойно проводить ее в последний путь.

— Я уже отдал соответствующие распоряжения.

Слова прозвучали настолько неожиданно, что я не удержалась — все же подняла голову.

— Зачем? — ошарашенно спросила я. — Зачем это вам?

— Ты помогла Кате. Считай, я просто возвращаю долг.

Хозяин дома не выглядел при этом высокомерно, не смотрел свысока, напоминая о том, кто я здесь. Нет. На краткий миг мне даже почудилось в его глазах промелькнувшее сочувствие. Хотя, что это я? Это же Герман! Он и сочувствие — понятия несовместимые.

— Спасибо, — растерянно ответила я. — Это… Это будет в счет контракта, да?

Вот тут его взгляд снова стал прежним — холодным и колючим. Будто при слове “контракт” Мороз начинал злиться. Это было странно. Сам же предложил!

— Нет. Считай, я просто решил тебе помочь.

— Вы? — недоверчиво уточнила я.

— Именно.

— То есть… Все сделают за меня, и я не смогу… поучаствовать?

Пару минут стояла оглушающая тишина, а Герман будто препарировал меня, сверля тяжелым взглядом.

— Уже раздумываешь, из какого сукна обивка гроба будет смотреться повыгоднее? — процедил он.

Горький привкус появился во рту от его слов. Нет, от него не стоило ждать понимания. Совершенно точно.

— Дело не в этом. Просто я хотела бы выбрать ее любимые цветы для венка. Вот и все, — тихо ответила, опустив взгляд в тарелку, чтобы спрятать предательские слезы, выступившие на глазах. — Она любила ромашки…

Больше всего хотелось убежать и спрятаться в комнате. Но кто бы мне позволил? Да и к чему нарываться? Меньше всего хотелось быть наказанной.

Как Мороз оказался рядом со мной, я не поняла. Просто в какой-то момент моего лица коснулись пальцы. И мне пришлось снова посмотреть в его холодные кристально-голубые глаза.

— Ты выберешь все, что пожелаешь, Есения. К тебе придет мой человек, и ты сможешь высказать все пожелания. На похороны тебя также отвезут.

Противоречия в словах и поступках этого мужчины не просто сбивали с толку. Я все время находилась в каком-то напряжении, потому что не знала чего ждать еще.

— Спасибо, — робко ответила я. — А можно… — я начала было говорить, но тут же осеклась, вспомнив о словах, которые прозвучали только недавно.

— Что можно?

— Можно я… Можно я побуду с мамой? — выпалила, зажмурившись. — В больнице… Попрощаюсь…

Вместо ответа я вдруг почувствовала, как Герман погладил меня по щеке. Едва ощутимо. Так, что и не поверишь сразу.

— Конечно. Тебя отвезут.

Когда я все-таки решилась открыть глаза, в столовой я была уже одна…

Герман не обманул. Меня действительно отвезли в больницу. Больше того — там меня сразу проводили в морг и дали возможность попрощаться с мамой, посидеть, поплакать. Никто не тревожил меня, хотя времени я там провела немало.

А дальше… Дальше были похороны. Что касалось организации — все действительно было сделано по высшему разряду. Но к чему была эта роскошь, если у меня не осталось никого близкого?

Дорогая обивка, красивое дерево, покрытое лаком, недешевое посмертное одеяние… Все это была шелуха, которую я бы с радостью променяла хотя бы на еще один день с мамой.

Карина так и не объявилась. Ни в больнице, ни позже — на кладбище. Мороз позаботился даже о том, чтобы организовать поминки. Точнее, это его распорядитель сделал. Но, очевидно, с молчаливого согласия своего босса.

Все это я отмечала скорее просто как факт, автоматически. Мне не верилось, что все это был жест доброй воли. Во мне жила уверенность — за все это он обязательно спросит с меня. Ему было что-то надо от меня. Иначе бы он не стал проявлять так называемую доброту к моему горю.

И мои ожидания оправдались через пару дней, когда вечером Герман зашел ко мне в спальню.