Глупо, наверное. Я вообще чувствую себя глупо с первой секунды, как попала в дом. И пусть мама созвонилась с хозяйкой накануне, договорилась о моём присутствии внутри, плюс мне ещё и приплатить за помощь пообещали, всё равно никак не могу избавиться от ощущения, что пробралась по ту сторону высокого забора чуть ли не обманом и хитростью.
Так, надо избавляться от этих дурацких мыслей.
Ставлю корзину для белья радом с низким стульчиком на витой ножке и резким движением откидываю шёлковое покрывало. И, чтобы заглушить сомнения, подавить инстинкт самозванца, я достаю из кармана наушники и вставляю капельки в уши. Теперь нужно нажать всего лишь пару кнопок на экране мобильного, выбрать самый бодрый свой плейлист и раствориться в музыке.
Под мощный вокал P!nk снимаю простыню, высвобождаю из наволочки ортопедическую подушку с "умным" наполнителем и принимаюсь за работу. Пританцовываю даже, и настроение моё всё лучше и лучше с каждой секундой. Когда моя миссия в этой комнате закончена, выдыхаю с облегчением. Расправляю последние складки на покрывале, удовлетворённо улыбаюсь. Несвежее бельё аккуратной стопкой высится в плетёной корзине, я уже было собираюсь слинять отсюда побыстрее, но взгляд зачем-то цепляется за стоящие на комоде фотографии в стильных серебристых рамах.
Честное слово, моё зрение далеко от совершенства – такой себе из меня зоркий сокол. Но мне почему-то вдруг дико хочется посмотреть на картинки чужой жизни поближе. Просто любопытно. Если быстренько, то ничего же страшного не случится, верно?
Воровато осматриваюсь по сторонам и, точно преступница, крадусь в желанной цели. Спроси меня кто-то в этот момент, зачем оно мне надо, ни за что не отвечу. Не знаю.
На полированной поверхности тонкий слой пыли. Пыль и на серебристых рамках, внутри которых знакомые по глянцу улыбки, выверенные до миллиметра прикосновения, прохладные объятия. Наклоняюсь ниже, дую на одну из рамок, очищаю портрет юноши. Русые волосы идеально зачёсаны на сторону. Тонкий пробор, словно кто-то измерял его линейкой, широкая улыбка. Ему тут лет пятнадцать, наверное, ещё угловатый, голенастый, распахнутый всему миру.
Сама не замечаю, как беру рамку в руки, разглядываю фотографию ближе, пристально. Завороженно.
Интересно, шустрые журналисты из жёлтых газетёнок видели его таким? Беззащитным, что ли? Радостным. Марк, – а это именно его фотографии – кажется таким юным здесь, невероятно трогательным. С футбольным мячом под мышкой, в коротких шортах, с острыми коленками, он смотрит на меня, улыбаясь, а я почему-то никак не могу оторвать от него взгляда.
Я так задумалась, что не заметила, что песни в наушниках давно уже не звучат. Вдруг за спиной что-то щёлкает.
Замираю испуганно, прислушиваюсь к непонятным звукам, но всё вроде как стихает. Померещилось, что ли? Снова звук. На этот раз открывающейся двери. Я так и стою, вцепившись пальцами в дурацкую рамку, и чувствую себя полной дурой.
– Ты ещё кто такая? – мужской голос царапает мои напряжённые нервы наждаком. Господи, попалась!
Ойкаю и, подпрыгнув на месте, медленно поворачиваюсь на голос. Вытаскиваю наушники, сжимаю тонкий длинный провод в кулаке, смотрю на мужчину, стоящего напротив.
Пока я пялилась на фотки, он успел подойти очень близко и это… смущает.
Нервно сую наушники в задний карман, отвожу взгляд, а щёки горят.
– Я… я Марта.
Прижимаю к груди рамку до боли в солнечном сплетении, потому что смотрящий на меня мужчина практически… голый.
Если не считать, конечно, белоснежного полотенца, обмотанного вокруг бёдер.
– И что ты, Марта, делаешь в моей комнате?
Глава 2 Марта
– И что ты, Марта делаешь в моей комнате? – он обводит меня удивлённым взглядом с головы до ног. Будто оценивает лошадь на сельской ярмарке.
Взгляд его далёк от доброты, тепла и света. Сейчас в нём настороженность и ирония.
Ещё влажные волосы падают на лоб, и Марк расслабленным жестом зачёсывает их назад. Смотрит внимательно, ждёт ответа. А у меня ощущение, что светят лампой в лицо, обвиняя во всех смертных грехах.
Это же надо было так опозориться!
– Я… маме помогаю.
Господи, что я несу вообще?! Будто мне три года, я пробралась в чужой сад, а злой дядька с ружьём застукал меня в малиннике. Странное ощущение всепоглощающего стыда и неловкости.
– Маме помогаешь? – хмыкает и пожимает голыми плечами, а вниз по коже стекают капельки воды. – Большей чуши в своей жизни не слышал. Это ей моя фотка понадобилась?
В голосе издёвка, а мне хочется сквозь землю провалиться. И так обидно вдруг становится. Я ведь ничего плохого не хотела, а теперь наверняка кажусь полной дурой.
Щёки горят, в уголках глаз закипают злые слёзы. На кого я сержусь? Кроме меня никто не виноват – сама в эту идиотскую ситуацию влипла, по собственной инициативе. Теперь придётся как-то выпутываться.