Невинная для киллера

— Вертушка на два часа. Дотянешься?

— Так точно.

Операция в самом разгаре. Нервы уже давно не шалят. Не пацан, не торкает. А вот молодняк что отправили вниз, за них страшно.

До слуха доносится взрыв.

Ударной волной сносит несколько уазиков.

— Леший, как меня слышно? Прием.

— ш-ш-ш, — рация молчит.

— Пишите рапорт на увольнение или пойдете под трибунал. И не надо упираться, по тебе зона плачет, Аверин!

— Мой сын никогда бы не поступил, так как ты! Мы гордились тобой до этого момента! Провалить задание, потерять группу, уволиться… Кем ты теперь будешь после этого?

— Есть заказ. Тебя посоветовали знающие люди. Оплата достойная…

— Можно тебя потрогать? Хочу с тобой познакомиться…

Все смешалось до такой степени, что я не понимаю что я и где я.

Крыша…выстрел… боль…подъезд…тишина.

— Богдан, ты мне нужен.

Очнулся от удушения…ванная в которой лежал, набралась почти полностью и я чуть не захлебнулся. Вскочил как ополоумевший, закрутил винтили. Выбрался из ванной на подгибающихся ногах и упал на колени, захлебываясь собственными слезами.

Я вспомнил! Я мать его, все вспомнил. Все. И ребят своих, и родителей… Яну, девочку мою.

В голове разрывались снаряды, крики, голоса. Все воспоминания крутились с сумасшедшей скоростью. Меня накрыло так, что я не мог остановить свою истерику. Мужик, @лять. Почти сорокез. А реву как баба. Голый, на кафельной плитке.

Голову бомбит то ли от удара, то ли от воспоминаний.

Выползаю из ванной, еле удается подняться на ноги. Плетусь в комнату по стеночке. Нахожу вещи. Пытаюсь согреться. Меня трясет. Так трясет, словно я в агонии, предсмертной. Меня ломает от внутренней боли.

Спустя полчаса я более-менее прихожу в себя. Завариваю чашку крепкого кофе. На часах четыре утра. Мне наплевать, куда увел Семен Лену. Я до ломки в костях хочу к Яне. Но сдерживаюсь до последнего. Она с дороги, устала, еще и разговор наш.

Пальцы покалывает, как хочется сгрести ее в охапку и больше никогда не отпускать от себя ни на шаг.

Перед глазами крутятся воспоминания нашей ночи. Когда она так яростно хотела стать моей. Она моя. Моя девочка.

Глава 43. Яна и Богдан

Меня будит стук в дверь. Я разлепляю веки и пытаюсь понять, где я. А… гостиница. Москва.

Снова нетерпеливый стук в дверь.

Смотрю на часы. Почти семь утра. Семь.

Спускаю ноги с постели и, укутавшись в плед, еле переставляя ноги, плетусь к двери. Открываю ее и замираю. Прислонившись к косяку, стоит Богдан. И смотрит таким странным взглядом, что меня пробирает озноб.

С трудом сглатываю ком в горле и отступаю на шаг, другой. А мужчина наоборот напирает на меня. Закрывает за собой дверь, скидывает ботинки и тут же следом летит куртка.

— Ч-ч-то случилось? — меня окутывает жар, и я пытаюсь совладать с собой. Но язык предательски выдает мое состояние.

— Иди ко мне, моя малышка, — тянет ко мне руки, но я уворачиваюсь, все так же пятясь от него, пока не упираюсь ногами в кровать.

— Бо, — упираюсь ладонями в его грудь, и покрывало падает на пол, оставляя меня в его футболке. Единственное, что тогда у меня от него осталось.

— Ты не представляешь, как я скучал, — хрипло произносит и, не предупреждая, впивается в мои губы, сминая под своим напором. Сначала жадно целуя, кусая, а потом и зализывая тут же свои укусы.

Обвиваю его шею руками и позволяю себе расслабиться в его сильных, надежных и любимых руках.

Отрываюсь от его губ, помогая снять свитер. Хочу его ощущать кожей. Хочу посмотреть на него, полюбоваться. Увидеть то, что никогда не видела.

Вот он мой, идеальный, красивый и самый любимый.

— Ты невероятный, — шепчу ему в губы, снова оказавшись в кольце его рук.

— Т-ш-ш, никаких больше слов, — выдает мне и подталкивает к кровати, на которую я падаю.

Его руки, они кажется везде и их у него не две… Окутал меня ощущениями, касаниями, чувствами. Я плавлюсь, медленно, неизбежно. Тону в чувствах.

Сдаюсь в плен добровольно. Неужели я дождалась? Хочется плакать от счастья, от переполняющих меня чувств.

Ласки становятся требовательными. Я выгибаюсь дугой, тянусь к нему, желая заполучить те поцелуи, что столько лет мне не хватало. Но Богдан устраивается у моих ног, что меня смущает.

— Бо, пожалуйста, — тянусь к нему, но тот лишь ухмыляется. И касается языком самого чувствительного места.