— Пришел в себя, это хорошо, — он будто сам себе говорил. Двигаясь плавно, будто он не ходил, а летал по воздуху, набрал кружку воды из ведра на печке и вернулся к кровати. Запустил крепкую руку на затылок и заставил меня приподнять голову. — Пей, молодчик. Пей. Силы нужны. Долго ты лежал, я уж думал дух испустишь, но не все ты завершил на земле, видимо. Поживешь еще.
Я сделал глоток, горло свело колючей огненной болью, и из груди вырвался булькающий кашель. Я подался набок и вырвал в подставленный горшок горькую воду, затем снова пил из рук старика напиток, отплевывался и снова рвал. Меня будто через мясорубку прокрутило, так было хреново.
— Воспаление, — закачал головой мужчина и вновь отошел. — Будет воля Божья, встанешь на ноги.
Слабо откашлявшись, теряя последние силы, я тяжело откинулся на приподнятую подушку и снова приоткрыл веки. Будто пудовые. Мужчина был в темной длинной рясе, на груди висел массивный крест. Священник или монах? Я попытался сказать «спасибо», но голос пропал, наружу вылетел только свист.
Сделав несколько болезненных вдохов и выдохов, все-таки получилось выжать два слова:
— Хде я?…
— Дома у меня, — обыденно пояснил мужчина, убрал подальше горшок и протер половой тряпкой пол около кровати. — Нашел тебя в снегу три дня назад, — рассказывал он, поправляя мое одеяло. — Крови много в землю ушло, рану я перевязал, вечером сменим бинты. Не поднимайся пока, а то дуба дашь. Звать-тя как?
— Алексей, — с трудом выдохнул я и устало закрыл глаза. Темнота плясала, вертелась, мутила. Я пошевелил ногами, руками. Все болело, каждая клеточка. Ощущение было, что это все. Еще две-три минуты у меня есть, а дальше… наступит вечная темнота и расплата за деяния.
— Телефон… — еле слышно прошептал и, повернув голову, стиснул зубы. Сколько времени упустил, не добрался домой, не помог семье. Жертва была бессмысленной. Жива ли мой Ангел?
— Та куда тебе звонить? — заворчал старик. — Молчи уже. Отлежись недельку, а потом будем беседовать. Связи у меня нет, живу на хуторе один. Как на ноги встанешь, в двадцати киллометрах есть село, сам пойдешь туда и свяжешься с родными, а пока спи. Славь Господа, что жив остался, — он осенил меня крестом и, отвернувшись, тихо стал читать молитву.
Из-за слабости не получалось думать. Голова гудела, мышцы ломило, но я все равно перевернулся на бок и сполз с кровати. Не удержался и рухнул, как бревно. Зацепив рукой тумбу, свалил что-то и головой ударился об угол. Искры посыпались из глаз, будто горошины.
— Да что ж такое?! — вскрикнул мужчина и, оказавшись рядом, потянул меня на кровать, но не смог даже усадить. Я вцепился в его одеяние и почувствовал, какой он худой и слабый. Не поднимет меня, не осилит. Вон как кряхтит и задыхается. Как вообще в дом затащил?
— Вы священник? — я подался к нему на последних ниточках сил, что держали сознание в реальности. Тело скручивало острой болью, и глубже всего была боль, которую никак не погасить.
— Отец Василий, — кивнул он.
— Исповедуйте меня, — я сжал пальцами ткань рясы, потянул слабо на себя. Сильнее не мог. Секунду подержал и рухнул на пол, утаскивая за собой и старика, но он устоял на ногах, придержал мою голову и всмотрелся в глаза. — Прошу, — зашевелил я губами. Чернота душила, вилась вокруг, налетала и снова отступала, а я боялся, что не успею. — Отпустите грехи, Отче.
— Ты, что ль, помирать собрался?
Глава 39
Ангел
Я проснулась утром от странного ощущения. Ноги крутило, дочка беспокойно шевелилась. Неужели погода меняется? Посмотрела на окно, которое не пылало от привычных в последние дни лучей утреннего солнца, и вздохнула. Сотовый подсказал, что я спала дольше обычного. Странно, Ира не принесла какао в постель. Может, тоже давлением придавило?
Я сползла с постели и, держась за стену, направилась в ванную. Контрастный душ смоет липкую сонливость и придаст бодрости. После, намазывая ноги антиварикозным кремом, беспокойно поглядывала на дверь. Как-то тихо… Будто всё смолкло перед бурей. И где мой какао?!
Не выдержав, надела привычные брюки для беременных и пушистую тунику ручной вязки, которую подарила Мария, и вышла в коридор. Снизу раздавались приглушённые голоса, и я спустилась по лестнице, но прислуги не увидела. Отец разговаривал о чём-то с Славой, и я уловила слова «Дар» и «хромой». Подошла и спросила у конюха:
— Проблемы? Может, пригласить ветеринара?
— Не нужно, — отвёл тот взгляд.
Папа смотрел на меня в ожидании, но я намеренно проигнорировала его и, пожав плечами, направилась в кухню. Тут Ирины тоже не было, привычный по утрам запах какао отсутствовал. Я пробежалась взглядом по чистым столам и нахмурилась. Но спрашивать о прислуге отца не стала. Если он отправил женщину в город с поручением — подожду. Нет. Сделаю какао сама. Себе и сыну.
Стоило подумать о Саше, как беспокойство по поводу странного утра отступило. Я сварила напиток и отнесла одну чашку в детскую. Постучав, поставила какао на столик и, поцеловав сонного ребёнка, спустилась обратно.