Невинная для Лютого. Искупление

Весеннее солнце уверенно пробивало тугие дождевые облака на севере. Снег на дорогах, примерзший с ночи, растекался по обочинам звонкими ручьями. Весна. Любовь слышалась со всех сторон в пении птиц, в стуке сердца под ребрами, дрожала слезами на ресницах.

Моя Ангел жива. Она жива.

У Вани был старенький смартфон, но я смог найти карту местности и проложить маршрут. До нужного места около двухсот километров. Осталось сделать последнее.

Я выбрался наружу, тяжело передвигая ноги, подошел к крыльцу и рухнул на колени.

И мне стало по-настоящему легче. Я будто впервые сделал вдох.

Глава 43 Ангел

— Мама! Мамочка, смотри, как я могу!

Я приложила ладонь ко лбу и улыбнулась легко удерживающемуся на гарцующем жеребце Сашке. Всего неделя прошла, а сын уже почти стал кентавром. От коня не отходил: и купать помогал, и кормить, и щёткой так активно водил.

Жеребец на Дара похож. По щеке моей скользнула слеза. Ради Саши и малышки я старалась держаться, но всё равно почти всё время плакала.

Дар и его мать сгорели заживо в подожженной людьми Чеха конюшне. И вспоминать о том, что я не уберегла подарок мужа, было больно. Я снова улыбнулась сквозь слёзы и помахала сыну проезжающему мимо террасы, на которой я сидела в плетёном кресле.

Папа погиб, врезавшись в автомобиль наших преследователей. Пожертвовал своей жизнью ради наших. И это будет терзать меня вечно, ведь перед гибелью я с ним не разговаривала. Обида так жалила меня, что даже на последнее «прости» я оказалась не способна.

Знала бы заранее, я бы убила свою гордость! Я бы обнимала папу каждый день, целовала бы его и говорила, как сильно его люблю. Да, отец не был ангелом, многие за глаза называли его Крысой, но он был сильным человеком. Прожил яркую жизнь и постарался воспитать меня согласно своим принципам. Учил главному — выживанию.

— Сынок, ты настоящий ковбой! — снова помахала я приближающемуся сыну.

Радовало то, что в Америке у Саши почти не было приступов астмы. То ли местный воздух для него более мягок, то ли тесное общение с животными из приюта и уход за ними давали целебный эффект.

Жаль, что я не могу исцелиться. Моё глупое сердце разрывается каждую минуту, и боль не утихает. Каждую ночь мне снится страшное утро и голос диктора по телевизору… Лёша погиб при взрыве. Мой муж умер. Я осталась одна.

Я даже не успела сказать Береговому, как сильно я его люблю. Как страдаю, когда его нет рядом. Как хочу увидеть, когда просыпаюсь. Как жажду ласк и прикосновений. Как хочу простить его жестокость. Как я его хочу!

Мой мужчина, мой дикий лютый зверь, мой любимый… Он больше не со мной. И не отмотать назад время, не обнять на прощание. Не попросить прощения за все жестокие слова, которыми я осыпала Лешу. Не забрать обратно все обвинения. Не вернуть те дни, которые я прожигала ненавистью, вместо того, чтобы наслаждаться любовью.

Я упустила это время. Отпустила свою любовь. Убила своё счастье.

Всё, что осталось — Сашка, улыбка которого так напоминает Лёшину, и дочка, рождение которой будет так скоро… Но увы, она никогда не увидит своего отца.

— Добрый день, Ангелина, — обратилась ко мне Клариса, администратор нашего американского отделения приюта для животных. — Сегодня прибывает ваша подруга. Мы подготовили домик и новое кресло-каталку.

— Спасибо, — по-английски ответила я и приняла чашку какао из её рук.

Поставила на стол — это для Саши. После того, что произошло, меня начинало подташнивать от одного запаха этого напитка.

— Российские коллеги передали, что Настя отлично обращается с собаками, — присев на соседнее кресло, сообщила Клариса. — Думаю, можно предложить девушке ухаживать за выздоравливающими животными.

— Хорошо, — я почти не слушала.

Какая мне разница, чем будет заниматься Волкова? Я лишь хотела, чтобы рядом было как можно больше людей, которые знали моего мужа. Это будто делало нас чуточку ближе. Когда я говорила о нём, то казалось, что Береговой жив и просто уехал. Либо занимается конюшней, либо снова обиделся на меня и разгребает снег…

Здесь нет снега, дует сухой ветер, жарит яркое солнце. Но здесь безопасно.

— Ангелина, — подошёл работник и протянул мой телефон: — Вам звонок.

— Не буду мешать, — поднялась Клариса.

Она отошла к присматривающему за Сашей конюху, и они разговорились, а я ответила на вызов:

— Слушаю.

Звонить по этому номеру могли лишь двое: Орлов и Звонарёв. Макса я побаивалась, поэтому не поехала жить в их американский дом, а настояла на том, чтобы поселиться в приюте, который мы открыли с американскими коллегами.

Стасу я была всегда рада. Этот мужчина умудрялся находить нужные слова. Он мог утешить и подбодрить, вел себя мягко и тепло, даже заставлял меня улыбаться. Хороший у Лёши друг.

Но звонил Орлов.

— Как дела?

— Спасибо, всё… — Я хотела бы ответить «хорошо», но это было бы ложью. Закончила сухо: — Терпимо.

— Хорошо себя чувствуешь? — дотошно расспрашивал Макс. — Мой друг, что тебя осматривал, был обеспокоен.