Как удачно, что она выбрала именно эту формулировку. Она вскрикнула. Он двигался слишком быстро и сильно для человека, но не мог себя сдерживать. Он слишком сильно хотел эту женщину, как и тогда, в сентябре. Рэмунас с некоторым страхом осознавал, что ему не так уж и важен был сам процесс, в отличие от того, что у него случались с другими. Ему нужна была эта женщина не только физически, целиком, со всеми ее чувствами, мыслями, надеждами.
Он полностью понял это только когда остановился. Она лежала тихо, придавленная его телом и Рэмунас испугался, что мог сделать ей слишком больно. Обычно он не думал о партнершах, потому что они знали о том, что у них будет необычный любовник. Они были к этому готовы, впрочем, как и она сейчас. Только в этот раз Рэмунасу было не все равно.
Он отодвинулся и отвел в сторону ее прядь.
— Я погорячился. Извини.
Он очень долго ждал, но сегодня, наверное, мог бы сдерживаться, как и в тот раз, в сентябре.
Дина обернулась.
— Ты со всеми так, Рэймонд?
Настоящее имя ударило под дых. Он отпрянул так, словно Дина была ядовита. Откуда она знает? Вероятно она прочитала на его лице испуг, поднялась и натянула на себя шелковое покрывало.
— То как с тобой поступали в Литве не значит, что ты можешь делать больно другим и ожидать, что им понравится. Если ты думаешь, что достаточно простого извини…
Рэмунас чувствовал, как накатывают давно позабытые чувства: ужас и отвращение.
— Откуда ты узнала? — его голос, как и всегда, звучал спокойно.
Рэмунас вытравил в себе любые внешние признаки слабости.
— Леонас… рассказал, — сейчас в ее словах было сомнение.
Кажется, она начинала понимать, что сказала лишнего.
— Убирайся.
— Но…
Дина выглядела потрясенной.
— Убирайся и больше никогда ко мне не подходи, — Рэмунас натренировался не вкладывать в слова ни единой эмоции.
На сей раз в его голосе звучал приказ. Дина встала с кровати, накинула на острые плечи халат, прошагала к двери и замерла, так и не коснувшись ручки. Она борется с приказом. Это показалось Рэмунасу удивительным. Она куда сильнее, чем кажется.
— Эта информация может стоить мне жизни, — объяснил он. — Я знал, что ты не сумешшь жить в клане. Тебя ничему не научил первый разговор с Леонасом. Ты моя собственность, Дина. За такую тайну можно убить.
Она выглядела так словно собиралась что-то ответить.
— Нет, — произнес Рэмунас. — Не пытайся еще больше убедить меня в том, что выдашь первому же встречному. Уходи, пока мне в голову не пришло ничего такого, о чем ты по-настоящему пожалеешь.
Дверь за ней хлопнула.
Рэмунас упал в постель. Вот теперь он мог позволить себе чувствовать. Ему было дурно и плохо. Леонас, пожалуй, не мог придумать ничего более мерзкого чтобы поставить крест на робких мыслях о семье и похожем на человеческое счастье. Это был его стиль. Названный дядя был привычно мерзок, но Рэмунас не мог сейчас отрицать того, что он прав. Чувства — то, что делает брешь в идеальной броне. Леонас, устроив это, стремился к тому, чтобы Рэмунас раз и навсегда вытравил из себя остатки человеческого уклада.
Нельзя быть вампиром наполовину. Леонас хотел Дину уничтожить, он счел ее угрозой клану и он хотел сделать это руками названного племянника. Эдакая прививка, чтобы тот раз и навсегда перестал идти на поводу у чувств.
В чем-то он был прав. Если сравнивать то, через что Рэмунас прошел и то, что он имел сейчас, выбор был очевиден. Глава клана погружался в воспоминания просто для того чтобы утопить в них образ дорогой ему женщины и оправдать «дядю».
Рэймонд до сих пор толком не знал, как оказался в подвале литовского особняка. Когда он очнулся, то был еще слишком плох, чтобы нормально соображать, и, к тому же, парализован. Поначалу Рэймонд не подозревал, что подобие медицинской палаты, в которой он находился, было на самом деле тюрьмой. Доктора время от времени выкачивали из него кровь и заменяли ее обычными растворами. Каждый раз во время этих процедур Рэймонд чувствовал себя так, словно медленно умирал.
Он был прикован к кушетке, как тогда думал, из-за страшной аварии. С Рэймондом никто не разговаривал, потому что все считали, что его мозг слишком сильно пострадал. Но тело чистокровного восстанавливалось. Рэймонд слушал разговоры и постепенно начал осознавать происходящее вокруг.
Он был сыном Виктории Уорд. Его кровь гасила в детях ночи разрушительные импульсы, притупляла жажду и возвращала трезвость ума. Это больной однажды услышал от одного из посетителей и с тех пор смутные воспоминания, выглядевшие отрывками бреда, обрели смысл. Он перестал воспринимать себя Рэмунасом Вилкасом, инвалидом, понял, что должен бороться, сбежать и найти сестру, которая возможно выжила и тоже нуждалась в помощи.