Невинная кровь

Скейс на удивление быстро породнился с «Касабланкой». Гостиница не предлагала особых удобств, но и не старалась казаться лучше, нежели на самом деле. Рядом со столовой располагался маленький, всегда переполненный бар, и мужчина частенько наведывался выпить хереса перед ужином. Пищу здесь подавали сносную, не более того. Хотя иногда главный повар, видимо, сердцем почуяв надвигающийся мятеж постояльцев, неожиданно ставил всех в тупик роскошью блюд и сервировки. В остальные же дни с готовкой никто особенно не возился. Норман быстро выучил наизусть вкус любого блюда. Было время, он и сам питался теми же консервами. Креветочная смесь состояла из обычных баночных креветок, твердых, пересоленных, приправленных самым дешевым соусом из бутылки и водруженных на липкий лист салата; печеночный паштет заменяла магазинная ливерная колбаса, картофель неизменно готовился в виде пюре — точнее, порошка, разведенного теплой водой. Подобные мелочи хотя и воспринимались обострившимися в последнее время чувствами Скейса, однако не очень-то ему досаждал и.

Кроме Марио, другого начальства Норман в гостинице не встречал. Прочий персонал работал на неполную ставку, включая пожилого инвалида по имени Фред, дремавшего по ночам в кресле за стойкой, служба которого заключалась в том, чтобы впускать припозднившихся постояльцев. Постоянную клиентуру составляли в основном коммивояжеры. С людьми подобного сорта Марио был неизменно любезен и даже присаживался в своем белоснежном пиджаке к ним за столик для долгих личных бесед. О чем они толковали? Скорее всего о скачках. Вечером заговорщики оживленно переговаривались над газетными сводками, и пачки мятых купюр переходили из рук в руки.

Но главным образом гостиницу населяли испанские туристы. Каждую неделю утром они вваливались шумными группами, и начиналась неразбериха. Марио носился, словно его кнутом подстегнули, лопоча и жестикулируя, как настоящий испанец. Чемоданы, узлы и люди заполняли фойе, лифт, разумеется, тут же ломался, а Арабика — так звали собаку — восторженно скулила, путаясь у всех под ногами.

Гостиница идеально подходила для целей Скейса. Здесь никто не проявлял к нему интереса, не задавал вопросов. Чтобы привлечь к себе внимание, в «Касабланке» пришлось бы еженедельно расплачиваться за номер, причем вперед и наличными. Если вдруг возникала охота с кем-то поговорить, мимолетная тоска по звукам человеческого голоса, обращенным именно к нему, Норман останавливался обменяться парой слов с девушкой-администратором. Выяснилось, что она сирота, окончила местную школу для слепых, теперь живет с овдовевшей тетушкой на Воксхолл-роуд, и зовут ее Вайолет Хэдли. Взамен Норман не поведал о себе ни слова, не считая краткого сообщения о смерти жены и ребенка. Девушка была единственным человеком, с которым он чувствовал себя в безопасности. Какое бы впечатление у нее ни сложилось, по крайней мере его секреты, беды прошлого и замыслы настоящего, даже уродство и боль надежно укрыты от ее невидящего взора.

Утром двадцать пятого августа, в пятницу, Норман вступил вслед за миссис Пэлфри в благоухающую фимиамом прохладу огромного Вестминстерского собора. Хозяйка шестьдесят восьмого дома не омочила пальцев святой водой и явно не собиралась молиться. Для чего же она пришла? Еще один способ убить время? Мужчина следовал за ней по пятам, незаметно примкнув к группе экскурсантов, говорящих по-французски. Миссис Пэлфри неспешно шагала среди гигантских четырехугольных колонн из мрамора, то и дело замирая, дабы лучше что-нибудь рассмотреть.