– Мы не включаем обогреватель до двадцать первого ноября.
Он удивленно поднял брови.
– Это особая дата? Почему не двадцатого? Или двадцать второго?
– Это как традиция.
– Странная традиция.
– Наши друзья тоже так думают,– я откусила кусочек. Курица была сухой. Я подумала,
заметил ли он, и постаралась не выглядеть расстроенной.
– Это то, что только мы с Натаном можем оценить. Мы провели наши первые три недели
здесь без тепла.
– Ты шутишь?
Я улыбнулась моей тарелке, и покачала головой.
– Мы спали на матрасе на полу, пока не привезли нашу кровать.
В нашу первую ночь в квартире, мы занимались любовью на деревянном полу, потом
спустились вниз за едой. В том же углу, в котором я стояла сегодня утром, Нат освободил
несколько прядей моих волос из–под вязаной шапки и поцеловал каждый миллиметр моего лица.
Мы прогулялись по улице и съели яичницу–глазунью, обнимаясь в кабинке закусочной.
Я проглотила еду, курица застряла в горле. Теперь, казалось, это было сто лет назад.
Последнее время Натан был холоден. Не ко всем – только ко мне. Я все еще пыталась его понять.
Я не из любящей семьи. Все, что я знаю о любви и настоящей близости, я узнала благодаря
Натану. Неприятно видеть, как он всё больше отдаляется с каждым днём. Он говорил, чтобы я не
давала ему слишком много свободного личного пространства. Он всегда говорил, что именно это
и разъединило его родителей. Но, мне кажется, что ему оно сейчас необходимо.
– Почему так долго?
Я подняла взгляд. И сразу же стала гадать, присутствовала ли в его глазах жалость. Я села
ровнее.
– Ты имеешь в виду, почему мы спали на полу? Мебельный магазин.
– Нет, я имею в виду, почему так долго не чинили обогреватель? Я не собираюсь ждать
следующего месяца с этим жарящим чудом. Я хочу прекратить моё хождение к открытому окну
каждые двадцать минут, чтобы охладиться.
Я приветствовала смену темы разговора, для меня было лучше погрузиться в чужие
проблемы, чем в свои.
– Как ты думаешь, что с ним не так?
– Даже не знаю. Я бы посмотрел, будь у меня инструменты.
– А где они?
– В Гринвич.
Я подождала, пока он объяснит. Вместо этого, он съел огромный кусок курицы. Вспоминая
предыдущую тему нашего разговора, я спросила.
– Коннектикут?
Он кивнул. После того, как проглотил, он сказал.
– Я оставил инструменты там, в случае, если понадобится ремонт чего–либо до того, как
подпишется договор.
– Ты продаешь там дом?
12
– Он на попечении у доверенного лица.
Он не совсем добровольно выдавал информацию, но я была любопытна. Это не совсем
обычно – переезжать на окраину по своей воле в двадцать лет, а затем неожиданно вернуться.
– Почему ты решил вернуться?
– Я скучал. Я скажу тебе, жизнь в городе довольно трудная, но, во всяком случае, бьющая
ключом, не так как в Коннектикуте. Четыре года я мотался туда–сюда между Уолл–стрит и
Гринвичем. Это было ужасно скучно.
– Ты работаешь на Уолл–стрит?– я отложила вилку. Мужчины, работающие с финансами,
не проводят утро понедельника в футболке и шортах, и они не проводят их в закусочных. Я
совершенно уверена, что у них есть дела поважнее.
– Итак, ты переехал, чтобы быть поближе к работе?
– Нет. Я бросил работу.
Я склонила голову набок. Если раньше я была заинтригована, теперь я наблюдала за ним с
нескрываемым интересом.
– Ты бросил работу? Так просто?
Он откинулся на спинку стула и промокнул рот салфеткой.
– В общем–то, да.
– Я думала ты говорил, что снова переехал в город из–за работы.
– Это действительно так, но не из–за той работы,– ответил он быстро и уверенно. – Я здесь
чтобы предпринять некоторые изменения в карьере. Ты знала, что поездки на работу, которые я
совершал, стоят недель моей жизни каждый год?
Я удивленно подняла брови. Но он выглядел серьёзным.
– Нет, не знала.
Он кивнул.
– Четыреста восемьдесят часов в год. А это практически три недели. Время – это наш
самый ценный ресурс, не так ли? Что ты можешь сделать за эти три недели?
Я сделала глоток вина. Я лучше представляла время, разделенное на отрезки.
Восемнадцать лет под родительской крышей в Нью–Джерси. Четыре года учебы в Нью–Йорке.
Восемь лет отработала в торговле и в области связей с общественностью. Семь лет с Натаном, пять
из них официально. Два месяца как он стал отдаляться. Два месяца я крайне этим озабочена.
Двенадцать часов я знаю этого мужчину, сидящего напротив меня.
– Но ты можешь расслабиться в метро и читать газету по пути на работу,– отметила я. –
Или, если ты едешь на машине, послушать радио. Может аудиокнигу.
– Это был не риторический вопрос,– сказал он. – Что ты успела сделать за последние три
недели?
Было стыдно, что я никак не могла ничего придумать. Я почувствовала, как мой лоб
прорезали морщины. Другой способ измерить время, появление морщин.
– Я обеспечила одному моему клиенту важную статью в
одну из книг
ходила с племянницей выпрашивать конфеты на Хэллоуин.
– Что еще?
– Это все, что я могу придумать.
– Должно же быть что–то еще. Необязательно что–то грандиозное.