Меня немного отпустило. Голова прояснилась. Эмоции стихли. Разум очистился от желчи, которую я годами в себе копил. И я понял, что Настя не заслуживает жестокого с ней обращения. Она чистая и светлая девочка. Но отпустить её я не могу. Почему? Здесь есть более весомая причина…
Я не могу её забыть. Я не могу не думать о ней. Она глубоко в башке засела. Я… люблю Малинку. Но всячески игнорирую эти мысли, игнорирую зов сердца, потому что это неправильно. Любить дочь врага. Она Соловьёвское отродье, в её венах течёт гнилая кровь. Если я открою ей свои чувства – я перестану себя уважать. Я превращусь в ничтожество.
– Рустам! Мирон!
В помещение вбегают бойцы.
– Звали?
– Развязать это подобие человека, дать кусок хлеба, воды, выдать рабочую одежду и до головы работой завалить. И пожестче с ним! Не жалеть, глаз не спускать. Если будет халтурить, мне звоните. Я ему дам с дочуркой поговорить, чтобы уяснил, что я им владею. Полностью!
– Поняли. Сделаем.
– Я уехал. Меня кое-кто ждёт, Соловей. – Последнюю фразу адресую Дмитрию суровым тоном в голосе.
– Прошу, нет! Тагир, не трогай Настю!
– Не трону. Если будешь делать всё так, как велю.
– Я буду!
Он на колени падает, умоляя, кланяется, а я спиной к уроду смердячему поворачиваюсь и выхожу из помещения, доверяя парням. Надеюсь, он скоро выдохнется и сам подохнет. Я придумал хорошее наказание для предателя. Ведь пуля в голову – слишком легко и просто.
Проходит несколько недель. Мой новый бизнес начинает расти и процветать с каждым днём. Я возвращаю себе имя, восстанавливаю авторитет, поэтому дела идут вверх.
Настя со мной живет, вместе с Алёной – её служанкой. Она по дому помогает. Странно, конечно, но девчонка то ли от скуки, то ли ради каких-либо других мотивов скрытных, принялась помогать Алёне делать всю работу по дому. Она мне одежду стирает, наглаживает, с трепетом в шкафу развешивает. По цветам, блин.
Комнаты от и до вылизывает. Даже жрачку готовит! Не думал, честно, что она будет подобным заниматься. Думал ненавидит. Скандалов и истерик от нее частых ждал. Но удивился её покорности.
Мудрой малышкой оказалась. И в тупик своим поведением загнала.
Я ведь много гадостей ей причинил. Начиная с того момента, как сдал её отцу. Тогда, в отеле. Но у этой смелой девчонки слишком доброе сердце.
Может она задобрить меня пытается? Свободу выпросить?
Только не словом, а делом старается. Вот и выслуживается, борщи мне наваривая. А готовит Настя божественно, пальчики оближешь. Я не замечаю, как так быстро начинаю меняться. Как моя злость отступает, как время реально лечит. И тянет к дочери врага неимоверно сильно.
Но не могу ей больно сделать. Ведь она делает всё, чтобы я ещё сильнее к ней душой привязался. И этим загоняет меня в капкан женских чар.
За что ее можно ненавидеть? За что можно ударить?
За то, что вещи мои стирает, еду вкусную готовит, в саду за цветами ухаживает?
Ведёт себя послушно, молчаливо. А я в шоке от этого. Думал, характер свой остренький покажет. Зубки ведь имеются… Она и показал. Только совершенно иначе, чем меня нехило так удивила.
Хитрая… Какая хитрая и смекалистая малышка!
Пора сделать одно важное дело!
Я беру двух бойцов, поднимаюсь по лестнице на второй этаж, дальше двигаюсь прямо по тёмному коридору. Мы замираем возле одной металлической двери, наглухо закрытой на ключ.
– Открывай давай, – приказываю Марку.
Тот быстро подчиняется. Скрипнув, тяжёлая дверь открывается, я вхожу внутрь небольшой комнаты у которой нет окон. Включаю свет. Одинокая лампочка, болтающаяся на длинном проводе высоко под потолком, вспыхивает бледным светом.
– Утро доброе, ваше величество! – глумливо смеётся Марк, подходит к одинокой фигуре, свернувшейся клубком на ржавой кровати без матраса.
Человек, что лежит на ней, жалобно постанывает. Схватившись за бок, с охами поворачивается к нам лицом.
– Соловей! На выход! Тебя перевозят. – Командным голосом рявкает Рифат. Хватает бездельника за плечо, на ноги ставит.
– К-куда? – Дмитрий сонный. Моргает, осматриваясь по сторонам, щурясь от света.
– В другое место. Мы открываем филиал, там не хватает рук, – поясняет Марк.
– Хватит болтовни, не будем терять время. На выход! – я быстро прекращаю бессмысленную болтовню. Какая ему вообще разница? Он больше не человек. Он мой пёс на подачках. Его вообще не следует ставить в известность.
Живучее всё же дерьмо. Месяц прошёл, а он жив до сих пор. Пора бы ужесточить каторгу. Я решил отправить Соловья на новое место работы. Там ему будет в два раза тяжелей. Решил лично организовать перевозку. Соловьёв слишком важная для меня вещь. Ошибок быть не должно.
Я оборачиваюсь, шагаю обратно к двери, как вдруг стон за спиной слышу.
– Ай-ай-ай! О-о-о-х!
– Харош уже! Так я тебе и поверили.
Боковым зрением я вижу, как Дмитрий хватается за поясницу и воет нечеловеческим голосом. Его ноги трясутся, а заросшее щетиной лицо перекошено от боли. Ещё от него смердит так, как от помойной лужи. Он спит в одной и той же одежде, в ней и работает. Потому что в помещении холодно. А душ разрешено принимать отродью раз в неделю.