Невинность на продажу

Он сделал ещё один обжигающий глоток в попытке заглушить уничижительные мысли и не скатиться в жаление самого себя. Тем более, что все это он заслужил в полной мере. И совершенно не мог винить Марину в том, что она не испытывала к нему ничего, кроме ненависти. Это было в высшей степени закономерно: он лишил ее свободы, пытался развратить, заставил пройти через унизительный аукцион. И в любом нормальном человеке все это не могло породить ничего хорошего. И только его бедой было то, что он поверил в возможность чего-то большего, надеясь, что нахождение рядом с Мариной может смыть с него всю грязь и зловоние прожитых лет, когда не думал ни о чем, кроме собственной наживы и ни с кем, кроме себя самого, не считался. Но, черт возьми, ведь так оно и было на самом деле, он не придумал себе того, что ощущал рядом с Мариной. Она стала его личной вакциной – той единственной, что спасала и очищала. И ему, наверное, стоило быть благодарным за то, что хотя бы короткое время мог дышать иным, свежим воздухом.        

Вот только ему было слишком мало этой короткой передышки. Он хотел Марину навсегда, хотя – невозможно этого не признать – абсолютно ничем не заслужил ее.         

Несмотря на все выпитое, разум оставался слишком ясным. Он был из тех людей, что умеют пить, не пьянея, и теперь проклинал в себе это качество, лишавшее его даже такой малости, как возможность забыться. И, лениво перекатывая с одной стеклянной стенки бокала на другую остатки бесполезной янтарной жидкости, он в конечном итоге стал развлекаться тем, что составлял в уме список своих грехов. Не для того, чтобы устроить самобичевание, а скорее из какого-то отстранённого, статистического интереса – достаточно ли он претерпел, чтобы расплатиться со всеми своими мерзкими долгами?         

Итак, он похищал женщин и продавал их. Он, вполне возможно, убил извращенца, совершившего над ним насилие и совершенно точно – мэра, взяв на себя роль карателя, имеющего право расквитаться с тем, кто заслуживал этого немногим больше его самого. За кровь насильника он заплатил своим поруганным телом, за «Парадизо» - обанкротившимся рестораном, а за смерть мэра – потерей Марины. И, возможно, теперь эта бесконечная порочная карусель наконец остановится и он сможет завести механизм заново, чтобы с данного момента зазвучал совсем иной мотив.        

Пожалуй, это был весьма неплохой повод для утешения, вот только все эти логичные соображения ни черта не работали. Он совершенно не хотел мелодии, в которой не будет самой главной ноты.         

- Можно присоединиться?          

Низкий, словно бы мурлыкающий голос, был ему чересчур хорошо знаком. И испытав внутреннее от него отторжение, он вдруг понял, что, вероятно, был для Марины тем же – неприятным напоминанием о том кошмаре, что она пережила. Более того – он был источником и причиной всех ее страданий. Палачом, который безо всякого на то права, надеялся на помилование.        

А мог ли он стать в глазах Марины кем-то иным? Наверное, нет. Есть вещи, которые не забываются. И как ни пытайся он исправиться – невозможно было бесследно стереть то, что уже совершил. И дело было даже не в том, что он был слишком горд, чтобы унижаться, нет. Но в ситуации, когда Марина не хотела его даже видеть, преследовать ее - означало бы устроить для нее очередные мучения из-за собственного эгоизма. А этого, видят небеса, он не хотел. И как бы ни нуждался в Марине сам, убраться из ее жизни и позволить забыть о том ужасе, на который обрёк ее, вероятно, было лучшим, что он мог для нее сделать. Как бы ни было трудно с этим примириться.       

От мысли, что своим уходом освобождает Марину, стало неожиданно легче. Наверное, ему и вовсе не стоило вновь появляться в ее жизни, но он был слишком слаб перед чувствами к ней, слишком болен ею и слишком глуп, чтобы рассчитывать на то, что она даст ему шанс. Но этого не случилось. И все, что теперь оставалось – надеяться, что без него ей будет лучше.         

Тяжёлый аромат духов ударил в нос, когда женщина подалась к нему ближе. Он задался вопросом – узнала ли она его или просто пытается склеить очередного простака, которому продаст себя подороже?      

Он вдруг вспомнил, как она отчаянно кричала, что любит его. Внутри что-то сжалось, заставив поморщиться от этого ощущения и пришедшей следом мысли, что, быть может, Тина тогда говорила правду, а он обошёлся с ней весьма жестоко. И нелюбовь Марины к нему, возможно, была просто ещё одним бумерангом, который он получил за свои прошлые поступки.        

Он повернулся к Тине и оглядел ее оценивающе, словно видел впервые в жизни, и тут же поймал ответный заинтересованный взгляд. Нет, она пока его не узнала, но даже если это произойдет, что с того? Ему было сейчас предельно безразлично, что весь его фарс может полететь к чертям. Он всё равно не знал, что ему дальше делать с собственной жизнью.