Невинность на спор

Что я снова один на один со своей одержимостью. И именно поэтому, я порой, как сумасшедшая перелистывала нашу переписку, смотрела одно отправленное фото и видео.

Только это позволяло мне осознавать, что мне рано в дурку. И особенно мне помогал свитер.

Я смогла его отстирать. И когда никого не было в комнате — последнее время, это случалось слишком часто — я надевала его на себя и вдыхала нотки запаха Марка, что еще остались, несмотря на отбеливатель.

Глупо было думать, что пара чашек кофе в компании взрослого, умного мужчины вылечат меня. Глупо было думать, что ревность исправит Марка по щелчку пальцев. Его реакцию можно сравнить с нулем. Точно таким же, каким для него являюсь я. А значит посиделки в кафе после пар третий день подряд, пора прекращать.

Особенно быстро я решилась на это, когда меня прижала в туалете блондинка со второго курса и назвала адреса всех моих родных и друзей, даже сказала по какому адресу живет Василиса в Париже.

— Зачем тебе эта информация? — в ужасе недоумевала я.

— Чтобы ты поняла, что я не шучу, когда требую: Оставь Алекса в покое! — шипит она мне в лицо и резко уходит, а я стою и замечаю свое бледное лицо в зеркале.

Дурдом. Может предупредить его, что рядом бродит сумасшедшая поклонница? Или просто отказаться идти на очередное кофе?

Тем более эти посиделки уничтожили те слабые ростки отношений, чтобы были между мной и Марком. Он перестал  меня замечать, а значит у меня нет возможности смотреть ему в глаза, ощущать на себе такие неправильные запретные поцелуи, пошлые смс.

Александр Дмитриевич хороший. Правда его улыбки меня не трогают. Да и судя по тому, что он ко мне даже не прикасается, я тоже не особо ему нравлюсь.

Тогда зачем эти посиделки в кафе? Зачем расспросы о личной жизни, о том, как там мама?

В какой-то момент — это стало откровенно пугать, особенно блеск в глазах, когда я рассказывала о детстве.

Наверное, именно поэтому я даже с облегчением выполнила требование блондинки.

— Даша? Тебе угрожали? – задает он настолько проницательный вопрос, когда я отказываюсь идти на очередное «свидание».

— А есть кому?

— Не отвечай вопросом на вопрос.

— Александр Дмитриевич, в любом случае наши походы в кафе — это неправильно. Вас могут неправильно понять.

— Понять?

— Ну да, — понижаю я голос. – Молодая студентка, профессор. Многие думают, что у нас с вами роман.

— Какой еще роман? — злится он, сжимая пальцами простой карандаш. – Дело же не в этом.

А в чем?

— То есть, вы приглашали меня в кафе, не потому что я вам нравлюсь? – спрашиваю сиплым голосом и надеюсь, что нас никто не услышит. Что никто не поймет, что этот красивый мужчина в строгом синем костюме пил со мной кофе… Зачем? Зачем?!

Сильнее меня оскорбить мог только Синицын.

— Нет конечно… То есть… — Он понял, что сказал, но было уже поздно. Обида жгла горло, а слезы сами собой покатились из глаз. – Даша, я не хотел…

— Даже не знаю, что вы хотели, но видеть вас я больше не хочу, — разворачиваюсь, мигом вылетаю из аудитории и резко врезаюсь во что-то твердое.

— Блять! Малышева! Смотри, куда прешь! – слышу над собой родной, чуть хрипловатый голос Синицына. Но стоит поднять взгляд, его уже и след простыл. Только сигаретный шлейф, что тянулся в кабинет Александра Дмитриевича.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 36.

Такое безразличие и невнимание, могла бы меня обидеть и разозлить, но судя по времени, Синицын пришел на пересдачу. А значит, он уже три раза заваливал зачет.

Надо бы порадоваться, позлорадствовать, но не получается.

Я забираюсь на ближайший подоконник и начинаю ждать, старательно делая вид, что меня интересует пройденный материал по Английскому.  Но часто поглядываю на закрытые двери. По лицу Марка будет понятно, получилось ли у него на этот раз.

Значит, надо просто посмотреть на него.

Только вот как заглушить внутренний голос, который настоятельно требует мне свалить отсюда.

Потому что Марк может свой гнев вылить на меня. Причем в такой форме, что мне захочется сжечь его свитер ко всем чертям!  А я ведь уже с ним породнилась. Он стал мне почти другом.

Ужас, Даша. Друг свитер?

А чего только не бывает от одиночества.

Ужас, Малышева, тебе реально пора лечиться.

Марк выходит спустя десять минут, захлопнул двери с такой отдачей, что задрожали стекла, и я тяжело вздыхаю.

Четвертая попытка провалилась.

Марк, вбивая пятки в кроссовках в пол  стал маршировать к выходу, но я не могу дать ему уйти. Не могу бросить в беде, ведь в нашем вузе все строго. Не сдашь зачет, реально можешь вылететь. Готова ли я потерять из виду Марка? Готова ли жить, зная, что не увижу его завтра?

Готова ли я жить без него?

— Марк! – зову, и он резко оборачивается. Долго так, тяжело на меня смотрит. Впервые, прямо за три дня.

Впервые.

И я должна опустить взгляд. Но не могу. Слишком сильно мне не хватает его. Слишком часто я жалею, что не отдалась на продавленном диване.

Он идет ко мне. Черт! Доигралась в гляделки. Он идет сюда!

— Привет.

— Привет, — киваю и замираю. Он тоже молчит.