Невинность палачей

Доктор Жереми Кертон, гинеколог, который принял у нее роды и подарил ей первый настоящий шанс. Тридцатилетнего врача тронуло мужество, с которым эта молодая одинокая мать борется с жизненными трудностями, и, когда Жермен восстановилась после родов, он предложил ей работу секретаря и ассистентки. Она с благодарностью согласилась. Скоро стало очевидно, что новая помощница умна и у нее золотые руки. Сначала она занималась кабинетом: назначала встречи с пациентами, дезинфицировала инструменты, убирала и мыла полы. И это не считая секретарских обязанностей. Но вот настал день, когда роды у пациентки оказались такими сложными, что Жермен пришлось активно помогать доктору извлекать на свет божий малыша и спасать роженицу, чья жизнь висела на волоске. Она не только помогла доктору Кертону своими действиями, но и поддержала решение, которое он принял в этой сложной ситуации, хотя большинство коллег с ним вряд ли бы согласилось.

После этого случая Жереми Кертон посоветовал своей молодой ассистентке – ни много ни мало – поступать на медицинский факультет. Она не восприняла этого всерьез, но доктор не отступал. Он предложил помочь с оплатой обучения, которое обещало быть длительным и затратным, и даже согласился при необходимости присматривать за ее дочкой, двухлетней малышкой Астрид.

И для Жермен настали чудесные времена. Десять прекраснейших лет ее жизни, наполненных захватывающими событиями в профессии и не менее приятными – в личной жизни. Идиллические отношения между ней и доктором переросли в глубокое чувство, многократно усиленное общей страстью к медицине. Как только Жермен получила диплом, они стали работать вместе. То было начало шестидесятых. Контрацептивные таблетки только-только появились в Америке, произведя переворот в отношении женщин к материнству, и первые службы по планированию семьи стали появляться и во Франции. Жермен самым естественным образом включилась в это движение: ратовала за право женщины свободно распоряжаться своим телом и, не будучи феминисткой в узком смысле слова, в профессии придерживалась тех же принципов, проведя несколько абортов. Она получала от работы огромное удовольствие, отдавала ей и пациенткам все силы в ущерб семейной жизни, которая, надо признать, всегда была у нее на втором плане. И если Жереми это понимал, потому что видел, насколько его спутница жизни увлечена своим делом, то Астрид ревновала мать к работе и весьма эмоционально это демонстрировала. Было бы несправедливо утверждать, что Жермен не любила дочь, но желание преподать ей пример и привить правильные ценности – уверенность, что мужчина и женщина равны во всем и что женщине необходимо иметь работу и хорошо ее выполнять, чтобы чувствовать себя уверенно и независимо, – всегда определяло ее решения и профессиональный график.

Этот прекрасный период закончился внезапно – с анонимным доносом об аборте, который она сделала несовершеннолетней дочке судьи. Жереми поддерживал ее, как мог, но мир Жермен рухнул за какие-то жалкие недели: суд приговорил ее к крупному штрафу и годичному тюремному заключению. Кроме того, ей запретили заниматься медицинской практикой. Пожизненно. Она думала, что не переживет этого, и трудно сказать, которое из трех наказаний казалось ей тогда самым жестоким. Четвертое не заставило себя ждать, и оно оказалось убийственным: процесс освещался в газетах, и супруг Жермен, с которым она все еще состояла в официальном браке, узнал, где она теперь живет. Как говорится, беда не приходит одна… Муж явился, когда Жермен уже была в тюрьме, и узнал о существовании Астрид. Девочке на тот момент было почти тринадцать, и она была так похожа на биологического отца – почти точная копия, – что, едва увидев ее, он уже не сомневался в своем отцовстве.

Меч рубанул Жермен по шее, когда она была не в состоянии защищаться. Жереми пытался воспротивиться решению суда, которое последовало: ввиду того, что Жермен отбывает тюремный срок, права опеки над дочерью передаются ее родному отцу. Все напрасно. Скоро было объявлено о разводе, и теперь уже бывший муж Жермен стал единственным опекуном ребенка. Астрид переехала жить к отцу, о чьем существовании до этих событий не подозревала, и очень скоро душевная травма переродилась в глубокую обиду и даже враждебность по отношению к матери – за то, что скрывала правду об отце и что бросила ее в момент, когда она больше всего в ней нуждалась. То, что мать в это время была в тюрьме, ничего не меняло.