Невинные дела (Худ. Е.А.Шукаев)

— Понимаю… И все-таки вы неправы. Будто все это сделано для того, чтобы вас обидеть. Вы же понимаете, что решение это общее, всех касается, не мной даже принято, а объединенным совещанием начальников штабов. Правда, тут обстоятельства особые… Ну что ж, если открытие Ундрича действительно необходимо для вашей будущей работы, то я готов… Но мне казалось, что лучи Ундрича совсем из другой области… Впрочем, я не специалист…

— Что вы готовы? — переспросил Уайтхэч.

— Готов поставить вопрос перед совещанием начальников штабов. Если совещание убедится, я не сомневаюсь в решении…

Уайтхэч был задет. Заявить перед всеми этими надутыми генералами, что он не сможет добиться успеха в своей работе, если ему не будет раскрыт секрет открытия Ундрича, значило бы просто клеветать на себя. Что он, в самом деле, без Ундрича не справится? Ведь работы Ундрича действительно совсем из другой области — это даже Реминдолу ясно.

— Вы отлично понимаете, генерал, что открытие Ундрича мне не нужно, — сердито сказал Уайтхэч. — Вопрос принципиальный…

— Иногда приходится поступаться своими принципами: государственные интересы выше…

— Вы думаете, государство пострадало бы, если бы мой ученик рассказал мне о своем открытии?

— Ах, профессор, — укоризненно-ласково сказал Реминдол и осторожно положил руку на плечо Уайтхэчу, — вы опять говорите так, как будто это придумали специально для вас…

— Однако напомню вам, генерал, что лаборатории разделили вы. Если бы не это…

— Ну и что ж, я оказался прав, — подхватил Реминдол. — Без этого, возможно, не было бы и лучей Ундрича. Ваш авторитет давил…

— Очень хорошо! После моей отставки никому мой авторитет мешать не будет.

— Напрасно так говорите, профессор! Все надежды именно на вас. Лучи Ундрича эффектны, ничего не скажешь. Но вся эта газетная писанина — чушь, чепуха!.. — Генерал перешел на подчеркнуто напыщенный тон, словно передразнивая кого-то: — Ах, чудо двадцатого века! Ах, испепеляющие лучи! Абсолютное оружие! — генерал захохотал. — Чушь! Чепуха! Не то нам нужно. Разве только временно… В ожидании ваших лучей… Лучи Уайтхэча! Вот чудо!.. Истинное чудо! — Глаза генерала засверкали, он заговорил с энтузиазмом: — Убивать, только убивать! Не разрушая, не сжигая!.. Куда там лучам Ундрича, атомной бомбе далеко им до вашего изобретения! Все целехонько и попадает нам в руки! Идеальное оружие! И гуманное… Мгновенная смерть, как от молнии… Без ранений, без боли… Заткнем рот всем этим сторонникам мира!

Уайтхэч слушал все более внимательно. Хорошо, конечно, что господа генералы видят разницу между лучами Ундрича и тем, что ищет Уайтхэч в течение многих лет. Впрочем, это ясно… Даже генералам-банкирам ясно.

Лучи Уайтхэча! Да, это было прекрасно… И вполне возможно. Но при одном условии: не покидать лабораторию.

Но едва Уайтхэч приходил к этой мысли, как чувство обиды с новой силой поднималось в нем. Реминдол мог тысячу раз повторять свои аргументы — все же Уайтхэч чувствовал, что с ним поступили по-свински.

— Все это хорошо, генерал, — как можно тверже сказал он, — но все это не может изменить моего решения. Если вы действительно так относитесь к моим работам, тем более странно ваше отношение ко мне лично.

— Опять вы свое: лично, лично! — уже раздражаясь, воскликнул Реминдол. — Простите, профессор, мне кажется, вы сами все раздуваете. И, в конце концов, дело действительно примет неприятный для вас оборот, если вы уйдете.

— Почему это?

— Ваше имя достаточно известно, уход ваш не останется незамеченным. А как объяснить его? На вас произвела такое впечатление вся эта история с Ундричем, а ведь она известна лишь в нашем узком кругу. А вы убеждены, что она не всплывет, если вы уйдете?

— Ну, знаете, это зависит от порядочности некоторых людей, — возразил Уайтхэч.

— Допустим, этого не случится. Найдут другое объяснение, не менее неприятное. Подумайте, в какое время вы оставляете работу? Хотите, чтобы вас причислили ко всему этому чьюзовскому окружению, которое призывает ученых бросить военную работу? Вы были на их собрании?

— Я получил приглашение… Но я болен… Впрочем, и здоровым не пошел бы…

— Но вы знаете, что там произошло?

— Вы видите, — Уайтхэч неопределенно показал на свои ноги, укутанные пледом. — До газет ли тут…

— Как, ничего не знаете? Ну, тогда понятно, почему вы продолжаете упорствовать.

И Реминдол, не скупясь на подробности, принялся расписывать все ужасы этого собрания. Уайтхэч слушал и все более задумывался. Реминдол, пожалуй, прав: положение действительно сложилось бы двусмысленное, если бы он сейчас оставил свою лабораторию. Конечно, пойдут слухи: Уайтхэч «забастовал». А как опровергнуть? Жалобой на то, что его обидели? Совершенно невозможно…

— Ваш Грехэм тоже отличился, — продолжал между тем Реминдол, расхаживая по комнате. — Не слышали? Как же! Публично, демонстративно подписал коммунистическое воззвание против атомной бомбы. Тут же, на собрании…

— Грехэм? Не может быть! — в волнении воскликнул Уайтхэч. Он даже приподнялся и сел.