Невинные дела. Роман-памфлет

- Так вот, после этого заседания, - продолжал Ундрич, - я счел возможным откровенно поговорить с генералом Реминдолом. Он сразу понял меня и одобрил мой проект. Тогда-то и было решено разделение на три самостоятельных лаборатории. Это давало мне свободу действий и освобождало от контроля Уайтхэча, которого генерал считал хотя и ценным, но непонятливым работником. Мне кажется, что мой проект является простой реализацией вашей идеи, господин президент: в самом деле, почему не напугать противника? Кроме того, это мера временная, мы так и условились с Реминдолом: временно, пока Уайтхэч не откроет своих лучей. Если хотите, больше всего надо винить именно его - за медлительность и неспособность… Я, по крайней мере, сделал в интересах государства все, что мог.

Вид у Ундрича был почти гордый: вот перед вами человек, честно выполнивший свой долг и все свои силы отдавший отечеству!

Господин Бурман недовольно сказал:

- Во всяком случае, вы должны были давно посвятить меня, а не ждать этого скандала.

- Но, господин президент, я и не подозревал, что вы не знаете! - с полной искренностью воскликнул Ундрич. - Реминдол мне прямо сказал, что вы одобряете…

- Ложь! - опять вспылил Бурман, но сейчас же сдержал себя. Новая мысль поразила его. Как же мог он упустить?

- Значит, вы действительно майора Дауллоби… действительно… - Бурман даже не выговорил этого слова.

- Ничего не поделаешь. Пришлось… - спокойно сказал Ундрич. - Я думаю, что Дауллоби поступил неправильно, посвятив во все Чьюза. Та же измена: военный секрет выдан иностранной державе. С изменниками иначе и не поступают.

И опять у Ундрича был вид человека, вполне уверенного в своей правоте. Бурман вспомнил, что еще вчера, на пресс-конференции, Ундрич называл Дауллоби своим лучшим другом и распинался в защиту его чести. Да, этого человека надо опасаться… Как можно мягче президент сказал:

- Я понимаю, господин Ундрич, вами, возможно, руководили побуждения вполне патриотические… Но согласитесь, сложилось запутанное положение… Не нахожу выхода…

- Выход есть, - спокойно сказал Ундрич.

- Какой? - живо спросил Бурман.

- Чьюз заявил, что он признает авторитет Уайтхэча в качестве главы научных экспертов. Подобрать послушных экспертов не так-то трудно. Достаточно, следовательно, Уайтхэчу заявить, что изобретение вполне основательно, обмана нет - и все в порядке. Моя честь и честь правительства будет восстановлена.

Бурмана несколько покоробило, что Ундрич свою честь афериста ставит на одну доску с честью правительства. Но отчасти мерзавец прав: эти две вещи оказались довольно тесно связанными.

- И вы думаете, Уайтхэч на это пойдет? - осторожно спросил президент.

- Да как он смеет отказаться? - возмущенно воскликнул Ундрич. - Разве не по его вине все это произошло? Не тяни он так безбожно долго со своими лучами, ничего не случилось бы…

«Странный аргумент…» - подумал Бурман, но ничего не сказал.

- Наконец, убедите его, господин президент! Ведь не личное же это дело! Вопрос государственной важности! И чем он рискует? Объяснения существа изобретения от него никто не потребует. Это военный секрет. И Чьюз не требует. А надо отдать справедливость Чьюзу: он верен своему слову и вынужден будет согласиться с решением Уайтхэча. Я считаю, что Уайтхэч после предложения Чьюза просто не имеет права отказаться…

- Посмотрим… - неопределенно сказал президент, кивком головы давая понять Ундричу, что аудиенция кончена. Глядя в спину удалявшемуся «великому изобретателю», Бурман думал: «Черт возьми, опять из ничего он пытается сделать что-то. Пожалуй, лучше о нем и не скажешь: «король мыльного пузыря».

12. «Час настал!»

…место ничего не значит, и тот, кто сидит на первом месте, редко играет первую роль.

Гёте. «Страдания молодого Вертера»