Невиновные

Назвали. Ничто не переубедило. Хотя и Семён Петрович и Олеся Александровна были вполне успешными людьми, занимавшимися весьма непростым бизнесом – медицинским оборудованием и имевшими в анамнезе высшее медицинское образование.

Родившуюся меньше чем через год девочку назвали Дашей.

– Дарий и Дарья?! Они вам что, цирковые обезьянки?! – орал на счастливое семейство Всеволод Алексеевич. – Ну, вы кретины! Вы – дремучие непроходимые тупицы! Вы что, так устаёте на работе, что кроме как на делать детей и давать им просто нелепые в своей симметричности наименования сил уже ни на что не остаётся? Нашли себе игрушки. Я не люблю детей, но когда я вижу, что люди над детьми издеваются, – это не помещается у меня в голове!

Когда Леся была беременна в третий раз, Северный не говорил уже ничего. Он был шокирован самим фактом того, что его друзья вот так вот, посреди – тогда ещё – кредитов и построения бизнеса уже собственного, взяли да и замесили третьего ребёнка.

– Ты их просто нумеруй! – сказал он своему молодому другу. – Хрен ли там!

– Я б нумеровал. Но называть можно как угодно, при условии, что в имени не будет цифр. Я в ЗАГСе проконсультировался.

– Ты что, серьёзно размышлял над вариантами типа Дарий Второй или просто: Третий Ребёнок?!

– А что?..

Всеволод Алексеевич сильно удивился, узнав, что Сеня и Леся назвали своего очередного ребёнка просто и незамысловато – Георгием. Он вздохнул и перекрестился. Решил, что его друзья, обзаведясь собственным жильём, машинами и сделав уже вполне приличные успехи в жизни деловой, немного поумнели.

И вот, произведя совсем недавно на свет ребёнка под номером четыре – девочку, – эти шалопаи назвали её Георгиной.

– Дарий и Дарья, Георгий и Георгина! – мрачно хохотал господин Северный. – «В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова….

– Какие миленькие дети, – сказал Чичиков, посмотрев на них….

– Фемистоклюс! – сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку.

Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс», но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение… Фемистоклюс укусил за ухо Алкида, и Алкид, зажмурив глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом…» Ты идиот, Соколов! Фемистоклюс и Алкид. Дарий и Георгина. У-у-у… Как я зол! Твой старший сын и младшая дочь не кролики, а люди! Какого чёрта ты дал им какие-то безумные клички?!

Впрочем, детей Семёна Петровича Всеволод Алексеевич видел достаточно редко, хотя молодого друга частенько подкалывал не только на предмет даденных отпрыскам имён, но и по поводу того, что и современный, реальный Соколов, вслед за давным-давно выдуманным Маниловым, уже с самых младых соплей прочит своим детям большое будущее. На все Сенины: «Слушай, Дарий такой умный, что весь пиздец. Точно тебе говорю! Вот показываю ему сегодня там одну хуйню, прикольную такую штуку типа ему в Париже купил, электронную… А у него глазёнки забегали – всё, сука, понимает! Отправлю его учиться в Англию! Или в МГИМО!» Сева отвечал: «О, вы ещё не знаете его… У него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазёнки и забегают… Я его прочу по дипломатической части…» И у Семёна Петровича хватало ума весело рассмеяться, ни капли не обидевшись. Маниловым Соколов не был – интерьер не в счёт, из громадья безумных идей он умел выдернуть здравую и сосредоточиться на её реализации. Детей своих он любил, так что «безумие» этой семейной пары было не таким уж и фатальным – подумаешь, Дарий и Георгина! Вот, для равновесия есть ещё и Дарья с Георгием.

– Они славные ребята, и я их люблю! – повторила Алёна Дмитриевна Всеволоду Алексеевичу, так и не ответившему на её выпад с «подсунуть», когда он поставил перед ней чашку кофе. – Спасибо.