Невиновные

Пьяные – все дурные. Но, опять же, бабы – дурные как-то особенно. Вызвали однажды на… скальпированную рану влагалища. Обширную скальпированную рану влагалища. Как раз тот случай, когда Всеволод Алексеевич приютившей его в кладовке для швабр больничке пригодился. Притопала поутру женщина лет сорока шести – тогдашней Рите Бензопиле ровесница. Только Маргарита Пименовна – та вся по последней моде, с маникюром-педикюром и высокомерно-брезгливым выражением красивой морды лица. С ходу и в темноте больше тридцатника не дашь. Алексей Всеволодович её всего на десять лет старше был, а его чуть не за отца собственной жены принимали. А тут – нормальная такая русская баба сорока шести лет. С виду – глубоко-глубоко за полтинник. С добрейшим выражением очень бабушкиного лица. К акушеру-гинекологу обратилась. «Сильно больно, доктор! ТАМ сильно больно». Тот её, разумеется, на кресло. А во влагалище – скальпированная рана. Да ещё и… в занозах вся. В деревянных. Лежит фемина на кресле, перегаром от неё прёт, и улыбка блаженно-стеснительного идиота озаряет морщинисто-загорелое лицо. Пациентка дальше некуда! Гинеколог ей, мол, что такое, мать-перемать? Как ты вообще от боли не воешь? Ну да русские бабы от боли не воют. Русские бабы от боли улыбаются, мазохистки хреновы! Акушер-гинеколог грамотный, молодой, школу помнит. С кем он тут курит? С судмедэкспертом. Гони-ка, Всеволод Алексеевич, сюда. Тут у бабы щепки в пи… Манда в щепки, ага. Удивительный случай. Криминал? Мне не колется. А ты там, с ментами, поднабрался методов дознания, да и обязан я тебя на такое дело вызвать. Раскрутил Северный бабу. По-цивильному явился, в кожаной куртке, глаз прищуренный. У нашего человека генетический страх кожаных курток и прищуренных глаз. И рассказала простая русская баба, вся из себя стесняясь и улыбаясь, московскому интеллигентному мальчику Северному страшную историю.

Выпили они накануне с подругой. Крепко выпили. И давай друг другу на мужиков своих жаловаться. Про беспробудное мужицкое пьянство и зарплату маленькую. Про лень их, мужицкую, огромную. Про то, что с детьми и по хозяйству помощи от мужиков никакой. И на хер они вообще в хате нужны, если у них не только зарплата маленькая… Слово за слово, стакан за стаканом. Стали бабы вспоминать, когда последний-то раз было?.. А ведь надо ещё, ох как надо. И допились-договорились-возбудились они до того, что решили друг друга обслужить. Морковки с огурцами чего-то пьяным подругам не глянулись. Такие стручки, что на огороде, и в хате имеются. И решили бабы обслужиться… черенком лопаты. Они как раз у сараюшки выпивали. На пленэре, так сказать. Сараюшка – место интимное, тёмное. Особенно когда на дворе ночь. Той подруге, что помоложе – сороковник всего, – ещё ничего. А этой, сорокашестилетней, когда к утру алкогольная анестезия повыветрилась слегка, – ой, очень больно стало. «Ну да, – прокомментировал акушер-гинеколог, – у вас уже климакс, да? Сухость слизистых…»

– Оргазм-то хоть был? – поинтересовался Северный. Чтобы паузу заполнить, до того он обалдел от такой истории.

– Да не знаю я, чего это было. Оргазм – не оргазм? Так сразу и не признаешь. Но так хорошо за всю жизнь с живым мужиком не было, – ответила баба. – Только вот теперь болит страшно. Мне бы мазь какую…

– Ну что ж. Криминала в этом нет! – только и смог сказать больничному акушеру-гинекологу Северный.

И ещё долго-долго потом вспоминал этот случай, как пример вопиющего… Вопиющего чего? Вопиющей отечественной женской недолюбленности. Вопиющей дремучести соотечественниц в том, что касается сексуальной культуры. Вопиющего безразличия русских мужчин к русским женщинам. И вопиющего, опять-таки, русского кондового алкоголизма. Лишний повод любить женщин на трезвую голову, и ласково, и нежно. Даже если не любить, а заниматься любовью. Ей-богу, женщина заслуживает лучшей участи, чем «хорошо», доставленного черенком лопаты.

А сколько неосторожных и глупых пьяниц тонет летом в прудах, объевшись шашлыков! Набьют желудки – и кидаются в воду. Купание оборачивается гибелью. И ладно бы только взрослых дураков – те хоть заслужили. Наверное… Так и дети тонут. И не только те, что сами на пруд гоняют. А как раз те, что со взрослыми. Обожратыми, упитыми и полагающими, что утопающий руками машет и на помощь зовёт. Они же в кино такое видели. Ничего подобного! Тонущий уходит на дно в абсолютной тишине. Молча. Потому что крик – он вторичен. Дыхание первично. Если тебе нечем дышать, то кричать ты не можешь. И руками размахивать – на это тоже кислород требуется. Так что тонут детки в полнейшей тишине. А смеющиеся, жующие, поющие, развлекающиеся на берегу взрослые только спустя довольно долгое время обнаруживают пропажу детишек, трезвеют – и в панику. Спасатели, милиция, судмедэксперт. На ребёнка надо пристально смотреть, когда он в водоёме.