Невиновных нет

- В больнице он.

- Опять?

- Да. Обследуется, что-то вторая почка забарахлила.

- Я бы хотел с ним повидаться. Возможно это? - спросил Зуйков.

- Передам ему, как увижу. Телефона у него нет, а живет в Тропарево. В воскресенье буду у него в больнице.

- Хорошо. Я дам вам свой домашний и рабочий телефоны...

Старший Оленич позвонил через три недели:

- Мне бы Антона Трофимовича, - сказал тихим голосом.

- Я слушаю, - ответил Зуйков.

- Это Игнат Оленич. Вы просили, чтоб объявился.

- Просил, Игнатий Егорович, спасибо, что отозвались.

- Что это, Антон Трофимович, на "вы" меня величать стали?

- Сподручней так, - засмеялся Зуйков. - Звоните-то откуда?

- Из автомата в больнице.

- А в больницу с чего залегли?

- Позапрошлый год почку вырезали. А теперича вторая забарахлила. Рак. В онкологии лежу. Так что ежели чего от меня надо, приезжайте, поторопитесь.

- Надо, Игнатий Егорович. Посоветоваться хочу. В какой больнице-то?

Оленич назвал...

Купив килограмм хороших яблок и коробку конфет, Зуйков поехал к Оленичу. Поднявшись на нужный этаж, нашел палату и попросил медсестру вызвать Оленича. Тот вышел в коричневом застиранном байковом халате, в шлепанцах на босу ногу. Встреть его нынешнего где-нибудь на улице, Зуйков не узнал бы, во-первых, не виделись много лет, во-вторых, уж очень изменился Оленич - из крепкого жилистого мужика, почти всю жизнь проведшего в тюрьмах и зонах, превратился в сухонького, тщедушного, сутулого старика с запавшими щеками странного сероватого цвета, отбивавшего желтизной. "Сколько же ему? - прикидывал Зуйков. - Наверное, годов пятьдесят семь-шестьдесят".

- Что, уполовинился Игнат? - спросил Оленич, все поняв по глазам Зуйкова. - А вы ничего, в порядке. Присядем?

Они сели в залоснившиеся кресла, стоявшие в небольшом холле.

- Вы-то как, Антон Трофимович? Все воюете? Трудно нынче?

- Трудно, - кивнул Зуйков. - Что врачи-то говорят?

- А ничего. Обследуют.

- Как "завязать" удалось? - спросил Зуйков.

- Отпустили умирать на воле.

- Умирать не спешите, туда еще никто не опоздал.

- И то верно.

Зуйков понимал, что даже уйдя из воровского мира, информацию оттуда Оленич иногда получал, где-то хоть и случайно с кем-нибудь из прежних дружков, а встречался, иначе не бывает.

- Значит трудно нынче? - опять спросил Оленич. - Вы ведь из другой парафии, мы-то вам зачем?

- Иной замес пошел, Игнатий Егорович, хоть "выпечка" из него не по нашему вкусу. Но что поделать, кривись, не кривись, а жевать и глотать служба обязывает.

- И в чем же ваша нынешняя забота? - спросил Оленич. - Я ведь и вашим помощником никогда не был, и "уголовке" в былые времена не угождал.

- Я не за угодой пришел, а как к оценщику в комиссионку.

- Что ж, выкладывайте товар.

- Дело вот какое... Пошли странные убийства. Только недавно восьмерых "авторитетов" завалили, - и довольно подробно рассказал Оленичу о происшедшем в Быково, в Луге, под Питером, в Екатеринбурге, о некоторых убийствах и странных смертях бандитских "авторитетов" во Владивостоке, Кемерово, Краснодаре, Тольятти. Всего же за последние полгода на тот свет отправилось около тридцати пяти-сорока "авторитетов" при схожих обстоятельствах.

- Вы, Антон Трофимович, по профессии должно быть человек внимательный, - после паузы заговорил Оленич. - Так вот среди всех покойников - ни одного вора, тем более ни одного "вора в законе", а только бандитские "авторитеты", молодые "спортсмены", вылупившиеся из рэкета. Делиться ничем не желают, из-за них "общак" мелеть стал. Мы их предупредили, и они знают: в зонах власть наша, и их там не празднуют, так что ежели загремят туда, за их жизнь никто не даст старого пятака, за какой мы прежде в метро ездили. Подмять их нам надо было, покуда они не учинили беспредел по всей России. Однако нас упредили, как видите.

- Кто?

- Политика.

- Как понимать, Игнатий Егорович? - спросил Зуйков.

- Сперва "спортсмены" наезжали на теневиков, заглотали кооперативы, частную торговлю. Потом взялись за тех, кто занимается легальным бизнесом.

- Так что это, "разборки" за сферы влияния? Политика-то при чем?