«Как же тут чудесно», – довольно думал Милан, сидя после тренировки на лавке со сторожем Михалычем и гоняя чаи. Старик в очередной раз по его просьбе рассказывал историю из своей жизни. Она у Михалыча была бурная и интересная. В нулевые он попался на глаза чёрным риэлторам. Квартиру отобрали – старик одинокий, защитить некому. Тогда же Виктор как раз искал сторожа на базу и по чистой случайности попал в ту больницу, где лежал избитый Михалыч. Так старик оказался пристроен и с тех пор живёт в домике охранника, работает за все смены сразу. Да и что тут воровать? Разве что собак.
– Витёк у нас как ангел-хранитель: меня обогрел, с тобой как с сыном обращается – в общем, делом благородным занят, – одобрительно говорил старик.
Милан нащупал его сморщенную руку и сжал в ободряющем пожатии.
– Милан, пять часов уже, – услышал он крик Виктора.
– Домой мне пора, – грустно вздохнул Милан. – А так бы и остался.
– А ты оставайся в следующий раз, – весело предложил Михалыч. – У меня и раскладушка есть.
– Да, может и останусь. До завтра, – попрощался парень и отправился к Виктору.
– До завтра, Милан.
Стоило попасть домой, как с порога раздалось недовольное бурчание матери:
– Явился? Опять собачатиной пропах. Мыться иди. Подстригся бы, Милан. Ходишь как пугало. Один глаз чёлкой занавесило. Может, я тебя, как папу, под машинку подстригу?
– Оставь мои волосы в покое. Бабушка Ира говорит, что мне эта прическа идёт. А чёлка висит, так и плевать. Всё равно ничего не вижу, – буркнул, проходя в свою каморку за домашней одеждой.
«Вот так всегда. Она ни разу меня сыном не назвала. Только Милан. Посторонним что-то обо мне рассказывает и то же самое: этот, он, тот, Милан. А вот мой братик у неё Сашечка, сыночек, сыночка, сынуля. Папа хоть изредка сыном называет», – с тоской подумал парень.
Поначалу он сильно расстраивался и даже обижался. Складывалось впечатление, будто он им и не родной вовсе. Потом как-то смирился. Всё же пусть и не любимый сын, но от него не отказались. В пище не обделяют. Одевают. Образование дали. Уж лучше так, чем в детском доме. Милан слышал, что там вообще полный мрак. «Ничего, зато меня дедушки и бабушки любят», – тихо прошептал он, успокаивая себя.
3
Заутра – утром, утро.
Утечи – уйди.
Катуна – жена.
Грустко – грустно.
Укорити – обидеть.
Экий – какой.
Ярый – буйный, грозный.
Чи – разве.
Свара – ссора.
Слух – доносчик.
Крамола – измена.
Докамест – пока.
Эрио быстрым шагом передвигался по замку. Слуги, попадавшиеся на пути, тут же прижимались к стенам и, приветствуя правителя, склонялись в глубоком поклоне. Его путь лежал в кабинет. Туда должен был прийти Желан, его верный помощник, но сначала он должен увидеть мать.
Эрио нашёл её в большой тронной зале. Огромное помещение с белыми колоннами, увитыми искусно выкованными из бронзы цветами, поражало роскошью: полы из драгоценного мрамора, украшенные мозаикой стены и витражи в окнах – все здесь было призвано ошеломить, заставить просителей склониться перед величием правителя. На престольном месте стояло два трона белого золота, а над ними распростёр свои крылья символ рода, ведь Гавран значит «ворон».
Эрио пересёк залу и остановился, разглядывая женщину перед собой. Пышное голубое платье, нескромно открывающее часть груди, без единого седого волоска темные каштановые волосы, яркие голубые глаза и крашеные багрянцем губы – Рокзана не утратила красоты даже в свои почти пятьдесят зим. Еще раз окинув мать пренебрежительном взглядом, он скривился.
На голове ярко сиял венец с красным камнем любви в навершии.
– А, так значит, мы уже не в трауре. Что, тебе уже не грустко? Отплакала по любому?
Его покоробило поведение матери: траур положено держать год. Королю было легче, чем ей, – мужчины рода Гавран всегда предпочитали чёрный цвет.
– Приветствую тебя, сынок. Когда ты вернулся? – улыбнулась мать, начисто игнорируя его слова.
– Приветствую, матушка, – процедил он сквозь зубы и приказал: – Корону сними и утечи с трона!
– Ты меня укорити пытаешься? Я ещё здесь королева. Ты себе катуну так и не завёл, а ведь тридцать уже, – ехидно улыбнулась мать, продолжая сидеть на троне.
– Утечи с трона! И корону сними! – повторил Эрио, повышая голос. – Ей место в хранилище. Ты прекрасно знаешь, что со смертью отца ты утратила титул королевы. Носить атрибуты не имеешь права, как и восседать тут. И моя катуна тут не при чём!
Матушка гордо вскинула подбородок, спустилась к нему и нежно погладила по щеке пальцами, унизанными перстнями.
– Экий ты сегодня ярый, Эрио. Кто же я тогда, как не королева? – улыбаясь, спросила она.
– Издеваешься? Чи сама не ведаешь? Ты – особа, приближенная к королю, как и вся остальная родня в этом замке. Ещё раз увижу тебя на троне – и можешь пенять на себя, мама.
– Но, Эрио… – попробовала возразить она.
– Рех! – перебил он её грозным вскриком, поднимая вверх руку. – Мне некогда с тобой свару затевать.
Он развернулся и покинул залу. Матушка что-то злобно шипела вслед, но Эрио не вслушивался.