Невменяемый скиталец

С некоторым заиканием и уже напуская строгость, Вилейма стала говорить в повышающемся тоне:

– Заринат, что ты здесь делаешь? Кто тебе…

Но ее совершенно неожиданно для всех перебил звонкий, уверенный, даже скорей обиженный и возмущенный голос маленького Кашада:

– Мама! Это ведь мой папа!

Золана посмотрела на Кремона так, что уже никакие касания собственного сына не смогли приостановить его разум от падения в досадную бессознательность.

Провалы в памяти тем и отличаются, что разумное создание ничего о себе не помнит. Невменяемый тоже ничего не осознал из того, как усилиями пришедшего на переполох Ранека его отправили в выделенные ему покои; как потом долго и нудно несколько врачей пытались то взбодрить его оздоравливающими структурами, то подстегнуть вливаниями сил и бодрости. И что обидно, даже сна никакого не приснилось. Словно и не было ничего. Только мгновение назад он утопал в расширенных от изумления глазах Золаны, и вдруг оказалось, что он смотрит в грустные глаза Уракбая.

Зато как живо встрепенулся молодой ордынец, как сразу обрадовался, повеселел и зачастил словами от прущего из него желания высказаться:

– Ну наконец-то! Мы уже два часа как прибыли, и целый час я торчу возле твоего тела. А все только что отправились на ужин. Ты что, специально опять в «детство» впал? Голодным хочешь сослуживца оставить? Немедленно поднимайся, и поторопимся в банкетный зал. Да и вообще, чего это с тобой приключилось? Все тут вокруг тебя полдня бегали. Хотя Ранек больше ничего не сказал, но такое впечатление, что они все помешались на твоем здоровье. Сама герцогиня возле тебя сидела, когда я пришел на смену. Вот бы сразу так к нам относились, когда мы в сарае жили!

– Зря жалуешься. – Кремон подошел к зеркалу во весь рост и стал поправлять помятую одежду. – Нас в том сарае никто голодом не морил, кнутами не бил, спали сколько хотели…

– Да я и не жалуюсь. Просто странно опять тебя было увидеть в таком состоянии. Я ведь надеялся, что волшебные плоды тебя окончательно излечили. Может, случилось чего?

Стоя перед зеркалом, Невменяемый прогнал осторожно в памяти все происшедшие в детской комнате события и вполне логично решил не раскрывать всей подноготной:

– Сам не пойму. Вроде замелькали новые воспоминания, решил напрячься, резко заболела голова… и вот я здесь. Вижу твое родное лицо. Ничего хоть плохого я не вытворил, пока…

– Не знаю. Скорей всего – ничего. Иначе бы тебя уже на цепи держали. Да и не рассказали мне толком… Помылся, переоделся – и сразу сюда. Обещали вскоре сменить, но раз уж ты в здравом уме, пойдем на ужин? Они такой случай тоже учитывали и советовали мчаться за стол.

– Пошли, дружище! Если ты, конечно, дорогу запомнил?

– Да тут совсем рядом.

Когда вошли в зал, то сразу стало понятно, что стол и все за ним сидящие окружены пологом не проникновения: изнутри не слышалось ни единого звука. Правда, по мимике и жестам можно было догадаться о весьма интенсивном споре. За столом восседала только одна дама, сама герцогиня, а вокруг – пятнадцать мужчин разного возраста и сословия. От наверняка самого герцога, одетого изысканно и с шиком, до парочки весьма невзрачных на вид наемников. Из знакомых присутствовали только Ранек, Цай и Пасхалини.

Когда два гостя подошли чуть ближе, кто-то первым обратил на них внимание и дал знак остальным. Все повернулись в сторону ордынцев, структуру защиты временно сняли, и Вилейма на правах хозяйки указала на свободные стулья:

– Присаживайтесь, господа! – Ее голос звучал ровно и официально, но прямого взгляда на Невменяемого она старалась избегать. – Как твое самочувствие, Заринат?

Из чего следовало, что их совместная тайна ни в коей мере не подлежит широкой огласке. Даже в кругу соратников, возможно, не следовало до конца раскрывать все карты, поэтому Кремон принял предложенные правила поведения:

– Вполне сносно. Да и вообще, эти мои провалы в сознании говорят только об одном: пора уходить в отставку. Возраст и ранения сказываются.

Присутствующие отнеслись к этому высказыванию по-разному: Вилейма нахмурилась, ее муж многозначительно ухмыльнулся, Ранек изумился, Пасхалини весело подморгнул, а Цай понимающе улыбнулся. Остальные гости, наверное, не знали всех деталей и тонкостей, поэтому некоторые из них только участливо кивнули. Видимо, женщину такие перемигивания не устраивали, и она решительно взяла слово. Вначале представила своему супругу гостей, потом им его и дождалась обмена рукопожатиями. Затем перешла к главному:

– Заринат и Уракбай! Вы согласны присоединиться к нашей борьбе с рабством?

– Конечно, – без промедления ответил Невменяемый. – Для этого мы здесь и находимся.

Уракбай еще ничего конкретно не понимал, но согласно кивнул.