Невольница

Суман прижала руки к груди и опустилась на кровать. Уходить и отсюда? Оскорбления, клевета, незаслуженные обвинения. Сколько она выслушала их.

Суман заплакала.

Сама госпожа — прекрасный человек. Суман рассказала ей всю правду, и все-таки та, даже не поколебавшись, сдала ей комнату и тут же вручила ключ. Юсуф тоже был добр. Она стала припоминать всех мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться в жизни. Подругу богатых мужчин — вот кого из нее хотели сделать. И хотя Суман выросла в доме, где ей приходилось видеть десятки мужчин, хорошо запомнились лишь несколько.

Один из них был Саид, о котором говорили, будто он и есть отец Суман. Дома у этого господина была жена, были дочери и сыновья, была невестка и зять и трое внуков. Зачем ему понадобилось давать жизнь еще и Суман? Никто не мог ответить на этот вопрос. Суман не помнит, чтобы она ела когда-нибудь принесенные им сласти, чтобы носила подаренные им платья или украшения. Она презирала и ненавидела его всей душой.

Однажды Суман сказали, что он отправился паломником в Мекку и там умер. Это известие не произвело на нее никакого впечатления. Она, наверное, огорчилась бы куда больше, если б умер ее попугай.

Еще она помнит учителя Рам Дина. Она и сейчас думает о нем и всегда со слезами благодарности на глазах. Он был каястх по касте и тридцать пять лет преподавал в государственной средней школе английский язык, язык урду и арифметику. Потом он вышел на пенсию и подрабатывал частными уроками. Суман училась у него урду, хинди и английскому. Мать Суман была недовольна им. Она считала, что Рам Дин, и никто иной, испортил дочери жизнь. Он так засорил ее мозги, что стало совсем невозможно наставить ее на путь истинный; он вбил в еще не сформировавшийся разум Суман мысль, что дочь куртизанки необязательно сама должна стать куртизанкой, что благородство заложено в самой натуре человека, а не достается ему в наследство. Что ее музыкальные способности — это великий и бесценный дар и что страшный грех и невежество разменивать такой талант на деньги и смешивать его с грязью.

Учитель Рам Дин преподавал Суман с одиннадцати до шестнадцати лет. Она стала прекрасно говорить, читать и писать на английском языке, читала, понимала и могла объяснить, если требовалось, стихи на урду. Кроме того, она неплохо знала хинди. Мать радовалась способностям дочери. Музыке и танцам Суман учили с детства, красотой и добрым характером ее щедро одарили родители, она получила прекрасное воспитание. Теперь девушка была во всеоружии, чтобы увлечь любого раджу или наваба, видного правительственного чиновника или богача подрядчика. Рекой к ней польются богатства, навеки исчезнет нищета!

Суман тяжело вздохнула. Ей было жаль маму, но что она могла поделать с собой? Не могла она стать на тот единственный открытый для продажных женщин путь, который ведет к богатству и роскошной жизни.

…Однажды мать вернулась с базара и услышала в комнате дочери странный стук. Она вошла и увидела Суман, пишущую машинку и учителя Рам Дина, показывавшего, как надо печатать.

— Что здесь происходит? — спросила она.

— Ваша дочь хотела научиться печатать… — и Рам Дин умолк.

— Это я вижу сама. — Мать опустила на стол сумку с овощами и стала позади стула Суман. — Учитель Рам Дин! Вы старше меня. Я не хотела бы быть с вами невежливой, но мне не нравится тот путь, на который вы толкаете Суман. Пожалуйста, не приходите больше и заберите с собой машинку. В этом доме она не нужна.

Учитель Рам Дин был удивлен, ошеломлен, растерян. Он внимательно вглядывался в лицо матери. На него нашло какое-то оцепенение. Казалось, будто он онемел. Но Суман протянула руки, схватила машинку, поставила ее себе на колени и сказала:

— Нет.

— Нет? — закричала мать.

— Господин Рам Дин говорит, что хорошей машинистке нетрудно найти приличное место.

— Место?!! — еще громче закричала мать. — Так учитель Рам Дин готовит тебя к службе? Вы хотите, чтобы Суман стала клерком, учитель Рам Дин?

Учитель Рам Дин ничего не сказал. Он протянул руку и взял стоявший в углу зонтик, дрожащими руками раскрыл его, встал и уж тогда ответил прерывающимся от волнения голосом.

— Бог свидетель, что я хочу лишь одного: чтобы Суман была счастлива. И я уверен, что путь, на который хотите толкнуть ее вы, счастья ей не принесет.

— Выходит, вы лучше знаете мою дочь, господин учитель?

Уходя, Рам Дин погладил Суман по голове и сказал:

— В жизни бывает и так, что давшие жизнь не слышат голоса души своего ребенка, а посторонние слышат его, ближние не чувствуют биения сердца, а чужие — да. За всем этим стоит близость родственных душ. Я знаю, что Суман согласится голодать, дробить камни на мостовой, просить милостыню, но не пойдет по указанной вами дороге. В этом я уверен.

— Хорошо, хорошо, а теперь можете идти. Я больше не нуждаюсь в ваших советах, а она — в уроках. И в будущем, пожалуйста, не заглядывайте в эту дверь. Когда голодаешь, то ни бог не приходит на помощь, ни родственные души. Я уже слишком много слыхала об этом. Приберегите свои советы для других, господин учитель! Получите свое жалованье.