Невольница драконов. Семь дней на любовь (СИ)

Трущийся о складочки ствол был так тверд, что любое его движение рассыпалось икрами по телу. Дракон целовал неумолимо, не позволяя отвлечься, и я отвечала, проваливаясь в нарастающий ритм, позабыв о смущении и стыде.

Это совсем не так, как я описывала в своих рассказах… Здесь было куда больше чувств и эмоций, чем я думала, и даже временность нашего договора никак их не уменьшала, казалось, делая только острее, желаннее.

Это рано или поздно закончится, и единственное, что мне останется, — воспоминания, и отрывать от них кусочки было равносильно боли от открытой раны, с которой срезают куски присохшего бинта.

Мне останутся только они… Не хочу отказываться хоть от чего-то!

Не насытившись, Тайрос рыкнул, прижал меня всем телом к стене, сильнее раздвигая ноги и медленно касаясь раскрывшихся складочек крупной головкой. От растерянности я даже не успела вдохнуть, как дракон уперся своим лбом в мой и остановился.

— Хочу тебя, — выдохнул он, но двигаться не стал, продолжая тяжело дышать, отчего крепкая грудь вздымалась над водой. — Я уже жалею, что дал тебе слово не переступать черту.

— А если…

— Что, желанная моя? — пьяно улыбаясь, мужчина отбросил вымокшие волосы с лица.

— Если я…

Произнести это вслух язык не поворачивался.

Нет, все-таки писать куда проще! Просто ловишь волну вдохновения, и только кончик пера бежит по строчкам впереди твоей мысли! А я, напоминаю, говорить не умела вовсе, и оттого сейчас чувствовала себя идиоткой, глупо хлопая глазами.

— Что, Ханнари?

— Попробую так, — единственная фраза, на которую хватило моей красноречивости. Потянувшись ладонями вниз, я погладила крепкий живот, прочертив на нем легкие полосы кончиками ногтей.

Тайрос замер в ожидании и некоторой растерянности, но позволил мне юркнуть пальцами в узкое пространство между наших тел и обхватить пальцами основание, слегка качнув кулаком.

— М-м-м, — тяжелый выдох, и лицо дракона меняется, давая мне разрешение продолжить.

Внимательно следя за его реакцией, я неуверенно скользила ладонью по члену, пораженная его размерами. Упругий, но твердый ствол отзывался дрожью, головка пульсировала, стоило погладить ее подушечками пальцев, а кадык дракона подскакивал вверх-вниз, выдавая неравнодушие.

От одной мысли о том, что я творю, грудь стянуло канатами, а бедра напряглись в руках мужчины, который это заметил и посмотрел на меня из-под полуоткрытых век.

— Еще, Ханнари, не останавливайся, — попросил он и вновь потянулся за поцелуем, придавая уверенности.

Просит еще, значит, все делаю правильно. Хорошо, хорошо… Хорошо…

Уже ловчее двигая рукой, я с упоением и каким-то глупым восторгом засматривалась на дрогнувшие в оскале губы, на дрожание ресниц и напрягшиеся мышцы. Чем увереннее я была, тем щедрее мне отвечал Тайрос, который неожиданно вздрогнул, оторвался от моих губ и зарычал.

Это точно не злость.

Ствол в ладони завибрировал, задрожал. Плоть пульсировала, обжигая руку, а ладонь неожиданно накрыли пальцы Тайроса, подсказывая нужный ритм и придавая скорости.

Я смотрела и понимала, что попалась в эту ловушку.

Выражение напряженного лица, глухой стон, рык, плотно закрытые глаза, — все это впечаталось мне в память на веки вечные. Я уже никогда не забуду, один раз увидев, как дракон дошел до точки невозврата, сжигая своим огнем и сильно вминая пальцы в кожу моего бедра.

— Прости меня, Ханнари.

— За что? — отупело спросила я.

— Я буду раз за разом тебя соблазнять, — признался он. — Все что угодно, лишь бы ты осталась. Выбери меня своим, Ханнари, выбери. Заклинаю.

Глава 22

Из купальни я вернулась мрачнее тучи, забрала со стола тарелку с ароматным мясом и овощами и умчалась на балкон, оправдавшись тем, что не терпится поработать.

На самом деле я безбожно врала, и понявшие это драконы почему-то смиренно промолчали, позволяя сбежать.

Мне хотелось побыть одной, собрать голову в кучу, прогнать из нее возбужденный туман и понять, что я делаю. Что правильно, а что уже перешло черту, несмотря на обещание ее не нарушать.

Признание и просьба Тайроса что-то надломили внутри, вывернули наизнанку, и сейчас каленая железка торчала из груди, кровоточа.

Слишком сильное впечатление произвели на меня его слова, крепко напомнив о наших условностях и договоре.

Все это обязательно пройдет, а мне нужно оставить хоть частицу себя, чтобы не забыть, кто я и кем останусь после всего.

Брякнув на стол свою тарелку с ужином, рухнула на мягкий стул и вздохнула.

Вид, конечно, чудесный. Ни в какое сравнение не идет с тем, что открывался из окошка моего окна в каморке у леди Ронверг. Здесь было видно весь город с высоты птичьего полета, все его сияющие огни, все еще кипящую, несмотря на поздний час, жизнь, и бескрайнее звездное небо, что сверкало и переливалось, словно живое.

Присланные огневички удобно расположились на моем столе, дабы помогать в письме. Задумавшись, я погладила пушистую спинку одного из них, скользя пальцем между прозрачных крылышек.

Вот живет себе, светит и горя не знает. Ни забот, ни хлопот, летай только да свети. Жужжи иногда.

А мне что делать?