Невольница драконов. Семь дней на любовь (СИ)

— Вчера. Когда писала свой роман. Это вы подговорили господина Ноэзло заказать у меня полноценную книгу?

— Вот еще, это только твоя заслуга. Наверное, многим бы хотелось прочитать историю любви драконов и одного сладкого огонька. И все равно это не отдых. Ты продолжаешь трудиться в «Вестнике» за гроши, и я, честно говоря, твоей мотивации до сих пор не понимаю. Хоть потребуй повышения гонорара!

— Зачем? — хитро улыбнувшись, опустила ладонь на литую грудь и осторожно провела по ней пальцами, чувствуя под подушечками рельеф. — У меня есть два дракона со своими необъятными сокровищницами. А господин Ноэзло вовсе не дракон, и столько золота у него нет.

— Так и скажи, что тебе это не нужно.

— Мне это не нужно, — по слогам прошептала я, близко придвинувшись к мужским губам. — Мне просто нравится писать, Киррас. И награда мне за это необязательна.

— А как же, — коротко и так же тихо произнес он, целуя меня в уголок губ, — поощрительные вознаграждения?

— От господина Ноэзло? — засмеялась я.

— Я тебя покусаю, — пригрозил дракон, поцелуями спустившись к шее и ключицам. — Ты же знаешь, о чем я говорю…

— Знаю, — выдохнула я, зарываясь пальцами в белоснежные волосы на голове дракона, которая опускалась все ниже и ниже, торопливо распутывая пояс платья стальными пальцами. — Об этом…

— Нет, — не согласился он. — Об этом.

Губы обожгли бедро, рассыпая по коже бисер мурашек, и избавившие тело от ткани пальцы скользнули по лодыжкам, рисуя горячие полосы.

Киррас определенно собирался довести задуманное до логического финала, потому как полностью проигнорировал вернувшегося из кладовой Тайроса с тарелками в руках. Взглянувший на все это обсидиановый с грохотом сбросил на стол посуду и чеканным шагом приблизился. Накрыл ладонями мои щеки и притянул к себе для жадного поцелуя.

Надо заметить, что чем дольше мы были вместе, тем синхроннее и слаженнее они дарили мне ласки, словно заранее договорившись обо всех возможных сценариях происходящего в нашей постели.

Которой, к слову, пока еще нет.

Поцелуи Тайроса всегда были всепоглощающими, и в этот раз, как и во все другие, вновь не было отклонений от курса. Убедившись, что я отвечаю взаимностью, он ощутимо сжал в широкой ладони мою грудь, через ткань белья играя с возбужденно откликнувшимся соском.

— Ты самая вкусная сладость, — хрипло прошептал мне в губы, внимательно рассматривая, как они приоткрылись на стоне от погрузившихся в лоно пальцев Кирраса.

Игривый язык лунного одновременно с этим скользил по складкам, рисуя одному ему известные узоры, словно алфавиты мертвой письменности. И чем жарче я становилась, чем влажнее, тем резче становились движения.

— Я бы увел тебя в спальню, — прервавшись в тот момент, когда у меня уже начинали дрожать ноги, сказал Киррас, вызывающе облизнувшись. — Но, увы, у нас нет кровати.

— Подождем, пока доставят? — словно ему все равно, он никуда не торопится и ничем не занят, спросил Тайрос, заставив меня поморщиться от неудовлетворения. — Или нашему огоньку не терпится?

— Это нечестно.

— Что именно? — как ни в чем не бывало уточнил обсидиановый, но я вцепилась в его воротник и притянула его так близко к себе, что ему пришлось упереться ладонями в стол, чтобы не завалиться.

— Что ты еще одет, — прорычала я, нетерпеливо поджав бедра.

Хотелось сорвать с него одежду немедленно, что я и принялась делать, методично растягивая пуговицы строгого сюртука и стягивая его с плеч. Позволив мне побыть немного храброй и ведущей, Тайрос со звонким щелчком брякнул пряжкой ремня и поймав меня за пояс, сдернул с тумбы, устраиваясь на ней сам.

Теперь я сидела на его коленях, прижимаясь голой кожей к каменной груди, вздрагивающей от дыхания и глядя прямо в серые глаза, в которых танцевал рвущейся наружу огонь.

— Я люблю тебя сильнее, чем все драконы — всё свое золото, — признался он, и меня медленно, плавно, словно под сладкой пыткой потянули вниз, опуская на горячий от прилившей крови ствол.

Мелко вздрагивая, я прислушивалась к каждой секунде этого момента, чувствуя рельеф, жар и твердость, заполняющую меня изнутри так тесно. До легкой боли, которая пройдет, оставляя после себя еще большую жажду.

— Ах, — выдохнула, коснувшись голыми ягодицами чужих бедер, и столкнулась с пьяным взглядом из-под полуопущенных век, на которых дрожали ресницы.

Толчок, еще толчок, разрешение мне самой качнуть бедрами, испытывая собственную глубину.

Жарко.

Огонь прилил к коже, а воздух стал сладким, оседая на губах сахаром. Сердце грохотало в ушах, не дав услышать короткого приближения, с которым чуть прохладные губы коснулись шеи, сдвигая мешавшие волосы в сторону.

Я уже знала, что за этим последует, и голодный гон затрепетал в груди, нарастая и стягиваясь, словно готовая порваться от напряжения пружина.