Невольница: его проклятие (СИ)

— Порой ценность слова зависит от того, кому ты его даешь. Но могу тебя уверить, что он получит по заслугам. Не сомневайся. — Он с омерзительной заботой поправил тонкими пальцами грязное пальцами платье, укрывая мои ноги: — Так что тебе привиделось?

— Откуда эти видения? — Я кивнула на зафиксированную руку: — Из этой трубки?

Ларисс криво усмехнулся:

— Готов поспорить, тебе понравилось. Эта удивительная вещица должна посылать жаркие чувственные образы. Ты так сладко стонала, пока я не разбудил тебя, что теперь мне понадобится наложница.

Кажется, я заливалась краской. Или от напряжения кидало в жар.

Он и не надеялся, что я отвечу.

— Ты ложилась под кого-то из этих собак…

— … я не…

— … это не важно. В этом доме не нужны ни ублюдки наемников, ни зараза. Я был вынужден временно стерилизовать тебя. Это обычная практика работорговцев. Но ты должна быть мне благодарна.

— За что?

Он провел кончиком пальца по плечу, я нервно дернулась, пытаясь избавиться от прикосновения, и вновь залилась краской. Я просто пылала, горела, будто меня натерли жгучим таминским перцем.

— Эта волшебная жидкость дает тебе отсрочку на три месяца. К тому же, дарит незабываемые грезы, как говорят. И я не вижу оснований не верить.

Я все еще не понимала.

— Твой господин хочет сына, или ты забыла?

Я вздохнула и прикрыла глаза, холодея: забыла. Забыла. И предпочла бы не вспоминать.

Ларисс поправил прядь волос, упавшую мне на лицо:

— Так вот, прелесть моя: я дарю тебе отсрочку.

— Не вы — эта синяя дрянь.

Он улыбнулся:

— О нет. Именно я, — он вновь поправил волосы, нарочно касаясь лица. — Я мог выбрать препарат с краткосрочным действием. День-два… Но выбрал другое. И поверь, мне придется постараться, чтобы объяснить этот выбор брату. Мне придется солгать для тебя. Но я тоже считаю, что он погорячился в своих желаниях.

— Никогда не поверю, что вы что-то сделали в мою пользу. У вас свои причины. Может, вы дурачите и его?

Ларисс проигнорировал мои слова:

— Но имей в виду — седонина больше не будет, как я уже и говорил. Будешь справляться сама. Как сумеешь.

Полукровка обошел кушетку, зашел за стеклянную перегородку и покрутил красный вентиль у основания трубки. Развернулся, пристально посмотрел на меня и вышел, привычно нажав на полочку ключа.

Вены вновь запекло. Видно, он перекрыл эту синюю дрянь, когда вошел. Я пыталась освободить руку, но это оказалось невозможно. Я обреченно легла, глядя в потолок, прикрыла лицо ладонью. Меня будто обматывали тончайшей липкой паутиной. Больше нет выхода. Хотелось рыдать. Отчаянно, без стеснения. Но и слез не было. Будто они навсегда высохли под беспощадным норбоннским солнцем. В этом доме я разучилась плакать.

Буду учиться жить. Здесь.

Я не покидала этот дом. Котлован, мечты о свободе — все морок, насмешки полукровки. И Гектор… всего лишь видение. Пусть так и будет. Но, это мое видение.

Только мое.

Я вновь посмотрела на подвешенную колбу. Если Ларисс не лжет — он, впрямь, сделал мне одолжение. Какие бы цели не преследовал сам.

Глава 6

Я все еще не верил, что она здесь. Несмотря на безумную ночь и занимающееся утро, ни о каком сне и речи не шло. Просто не смогу уснуть. Я до тошноты давился табаком, заглатывая дымную горечь мелкими порциями горанского красного спирта, обдирающего горло, но не пьянел. Разум был кристально ясен, воспален и болезненно восприимчив. Будто вскрыли череп и таранили открытый мозг тонкими иглами.

Вновь и вновь я видел ее, стоящую в темноте. Вновь и вновь приближался, ускоряя шаг, но она растворялась в ночи, как предрассветный туман, оставляя меня в дураках. Несколько раз я порывался спуститься в медблок, чтобы убедиться, что она там, но останавливал себя, повторяя, что это паранойя.

Ларисс вошел без стука и опустился рядом на кровать:

— Ты не ложился. Уже утро… — не вопрос, утверждение, хотя все более чем очевидно. Он посмотрел на бокал: — О… Все как обычно. Не понимаю, как ты можешь глотать эту дрянь. Не понимаю, хоть убей. Она разъедает кишки.

И не поймет. Потому что он другой. Ни разу не видел, чтобы он заливал что-то алкоголем.

Я чуть не убил Ларисса, когда узнал про побег. Не спасало даже то, что он признался в том, что сам же его и организовал. Брат уверял, что сможет вернуть девчонку в любой момент, но все неожиданно затянулось. Наемники торговались, как самые мелочные барыги, заставляя повышать цену. Патлатый норбоннец хотел двести тысяч и не геллером меньше. Слишком жирно для этой безродной мрази, но я был готов на все. Готов был отдать любые деньги, заложить дом. Я понимал, что схожу с ума, но ничего не мог сделать. И тот факт, что я получил неоспоримый повод после публичного скандала сослать Вирею на Атол — лишь ложка меда в огромном чане дерьма.

Я снова отхлебнул, поморщился, пропуская обжигающий глоток. Он прав — редкое дерьмо. Он всегда был умнее…

— Ты все еще думаешь, что я смогу уснуть?

Ларисс поднялся и навис надо мной, смотря с укором: